— Да, — шепчу я. — Утром в зале суда вы думали о том, что единственный способ остановить тикающие часы — это остановить отца Шишинского? — Да. Мы встречаемся взглядами. — Когда вы в то утро находились в зале суда, вы собирались убить священника? — Нет, конечно! — отвечаю я. — Ваша честь, — объявляет Фишер, — защита закончила допрос свидетелей. Квентин лежит на ужасной кровати в номере с минимальными удобствами и недоумевает, почему же так холодно, если он открутил вентиль отопления почти до двадцати семи градусов. Он натягивает на себя одеяло, щелкает по телевизионным каналам. Викторина «Колесо удачи» и реклама для лысеющих мужчин. С улыбкой Квентин дотрагивается до своей бритой головы. Он встает и делает шаг к холодильнику, но обнаруживает там только ящик с шестью бутылками пепси-колы и гниющий плод манго, который он не помнит, когда и покупал. Если он собирается ужинать, ужин нужно приготовить. Он со вздохом опускается на кровать, чтобы обуться, и случайно садится на пульт телевизора. Вновь вспыхивает экран, на этот раз идут новости Си-эн-эн. Диктор с гладким шаром рыжих волос на фоне небольшого снимка Нины Фрост. — Сегодня днем закончился допрос свидетелей по делу об убийстве священника помощником окружного прокурора, — вещает он. — Заключительное слово стороны будут произносить завтра утром. Квентин выключает телевизор и завязывает ботинки. Его взгляд падает на телефон у кровати. После трех гудков он начинает спорить с собой, стоит или не стоит оставлять сообщение. Неожиданно ему в ухо врываются звуки музыки, оглушающий зажигательный рэп. — Да, — произносит голос, когда звук чуть прикрутили. — Гидеон, — говорит Квентин, — это я. Повисает молчание. — Кто «я»? — уточняет голос, и Квентин не может сдержать улыбку: Гидеон отлично знает, кто звонит. — Если ищешь маму, ее здесь нет. Возможно, я скажу, чтобы она тебе перезвонила, но могу и забыть. — Гидеон, подожди! Квентин практически слышит, как трубка, которая уже летела на рычаг, опять прижимается к уху сына. — Что? — Я звонил не с Таней поговорить. Я хотел поговорить с тобой. Они продолжительное время молчат. Потом Гидеон не выдерживает: — Если позвонил поговорить, у тебя не очень-то выходит. — Ты прав. — Квентин потирает виски. — Я просто хотел извиниться. За принудительное лечение, за все остальное. Тогда я искренне верил, что так будет лучше для тебя. — Он собирается с духом. — Я не имел права указывать тебе, как жить, после того как добровольно ушел много лет назад. — Его сын продолжает молчать, и Квентин нервничает: неужели их разъединили, а он и не понял? — Гидеон? — 244 —
|