|
— Мне холодно, — говорит он неправду и прижимает к себе свои сокровища. Она старается не прикасаться к Натаниэлю, и мальчик недоумевает: неужели у Моники рентгеновское зрение и она видит, какой он внутри грязный? Она смотрит на него, когда думает, что он не замечает, и глаза у нее глубокие, как озеро. Мама смотрит на него такими же глазами. А все из-за отца Гвинна. Натаниэль хочет, чтобы хоть кто-нибудь подошел к нему и отнесся как к обычному ребенку, а не к тому С-Кем-Это-Произошло. То, что сделал отец Гвинн, нехорошо — Натаниэль понимал это и тогда, когда по телу бежали мурашки, понимает это и сейчас, после разговоров с доктором Робишо и Моникой. Они постоянно повторяют, что Натаниэль ни в чем не виноват. Но он все равно иногда продолжает оглядываться, потому что кажется, что он слышит чье-то дыхание у себя на затылке. И он не перестает задаваться вопросом: если распороть себе живот, как вскрыл брюхо пойманной форели папа, увидит ли он там тот черный узел, который все время причиняет боль? — Ну-с, как сегодня у нас настроение? — спрашивает Фишер, когда я сажусь рядом с ним. — Вы точно хотите знать? Я наблюдаю за секретарем, который кладет на стол перед судьей пачку дел. Скамья присяжных без своих обитателей кажется очень просторной. Фишер хлопает меня по плечу. — Наш черед, — подбадривает он меня. — Я собираюсь целый день только тем и заниматься, что заставлять присяжных забыть все, что сказал им Браун. Я поворачиваюсь к адвокату: — Свидетели… — …выступят отлично. Доверьтесь мне, Нина. Уже к обеду все присутствующие в зале станут считать, что вы были невменяемы. Когда открываются двери и входят присяжные, я отвожу глаза и не знаю, как сказать Фишеру, что в конечном счете я не этого хочу. — Я хочу пи?сать, — говорит Натаниэль. — Сейчас. Моника откладывает книгу, которую читала, и встает, ожидая, пока Натаниэль подойдет за ней к двери. Они вместе идут по коридору в туалет. Мама не разрешает Натаниэлю самому заходить в мужской туалет, но здесь можно, потому что в суде только один унитаз и Моника может проверить, нет ли кого в туалете, прежде чем он войдет внутрь. — Ручки помой, — напоминает она и толкает дверь, пропуская Натаниэля. Натаниэль садится на холодное сиденье унитаза, чтобы во всем разобраться. Он позволил отцу Гвинну совершить все эти вещи — и это плохо. Он плохой, но его не наказали. На самом деле с тех пор, как он стал таким отвратительным, все начали уделять Натаниэлю удвоенное внимание и вести себя особенно любезно. Его мама тоже совершила что-то ужасное — потому что, как она сказала, это был лучший способ исправить все, что случилось. — 227 —
|