Роковое совпадение

Взгляд Фишера суровеет.

— Увидимся завтра утром в зале суда, — бросает он и к тому моменту, как машина подъезжает к дому Нины, начинает понимать, как обычный человек может быть доведен до такого отчаяния, что способен убить.

— Фишер! — восклицаю я.

Я и на самом деле рада видеть адвоката. Удивительно, но либо я на самом деле «сплю с врагом», либо слишком долго просидела под домашним арестом. Я распахиваю дверь, чтобы впустить адвоката в дом, и вижу, что он вне себя от злости.

— Вы знали, — произносит он спокойным голосом, что звучит еще более пугающе. Он протягивает мне ходатайство, поданное в суд помощником генерального прокурора.

У меня внутри все начинает мелко дрожать, я чувствую себя совершенно разбитой. С величайшим усилием я сглатываю и смотрю Фишеру в глаза — лучше позже, чем никогда.

— Я не знала, стоит ли вам говорить. Я не знала, важна ли эта информация для моего дела.

— Это моя работа! — взрывается Фишер. — Вы не зря платите мне деньги, Нина. Вы наняли меня, потому что где-то в глубине души, хотя и не на сознательном уровне, понимаете, что я способен сделать так, чтобы вас оправдали. Если откровенно, у меня это получается лучше, чем у любого другого адвоката в Мэне… включая и вас.

Я отвожу взгляд. В душе я прокурор, а прокуроры никогда всего адвокатам защиты не рассказывают. Они танцуют вокруг друг друга, но ведет всегда прокурор, а адвокату приходится приспосабливаться.

Всегда.

— Я вам не доверяю, — наконец признаюсь я.

Фишер дергается, как от удара:

— В таком случае мы квиты.

Мы пристально смотрим друг на друга, два крупных пса с оскаленными клыками. Разгневанный Фишер отворачивается, и в это мгновение я вижу в окне отражение своего лица. Если честно, я больше прокурор. Я не в состоянии себя защитить. Я даже не уверена, что хочу защищаться.

— Фишер, — окликаю я, когда он уже на полпути к двери. — Насколько сильно это может мне повредить?

— Не знаю, Нина. От этого вы не становитесь менее безумной, но при таком раскладе лишены сочувствия окружающих. Вы больше не героиня, убившая педофила. Вы — горячая голова, лишившая жизни невинного человека, к тому же священника. — Он качает головой. — Вы — высший пример того, почему у нас закон стоит на первом месте.

По его глазам я вижу, что меня ждет: в действительности я больше не мать, готовая на все ради своего ребенка, а просто безрассудная женщина, которая думала, что ей виднее. Интересно, а на своей коже чувствуешь по-другому вспышки фотоаппаратов, когда тебя снимают как преступницу, а не как жертву? А как посмотрят на меня родители, которые когда-то понимали мои поступки, даже если и были с ними не согласны? Перейдут на другую сторону улицы — на тот случай, если ошибочное суждение заразно?