Она издает негромкий звук, словно котенок. Калеб теряет дар речи, ему приходится просить Фишера повторить следующий вопрос. — За минувшую неделю Натаниэль вообще разговаривал? — Нет, — отвечает Калеб. — Вы возили Натаниэля к матери? — Один раз. Для него эта встреча оказалась очень… тяжелой. — Что вы имеете в виду? — Он не хотел уходить, — признается Калеб. — Мне пришлось буквально силой его вытаскивать, когда время свидания закончилось. — Как ваш сын спит по ночам? — Он не спит, пока я не уложу его в свою постель. Фишер серьезно кивает: — Как вы считаете, мистер Фрост, вашему сыну нужна мать? Квентин Браун тут же вскакивает с места: — Протестую! — Это слушание о мере пресечения, поэтому разрешаю этот вопрос, — отвечает судья. — Мистер Фрост? Калеб видит проплывающие перед ним ответы. Их так много. Какой из них выбрать? Он открывает рот, потом закрывает, чтобы начать сначала. В это мгновение он замечает Нину. У нее лихорадочным блеском горят глаза, и Калеб пытается вспомнить, почему этот взгляд кажется ему таким знакомым. Потом его осеняет: именно так она смотрела несколько недель назад, когда пыталась убедить молчаливого Натаниэля, что он просто должен говорить от всего сердца, что любое слово лучше, чем молчание. — Мы оба хотим, чтобы она вернулась, — наконец находит он правильный ответ. На середине свидетельских показаний доктора Робишо я понимаю, что именно на таком заседании мы бы присутствовали, чтобы осудить священника, если бы я его не убила. Информация, которую предоставляет врач, крутится вокруг растления Натаниэля и последствий этого преступления. Психиатр посвящает суд в подробности своего знакомства с Натаниэлем, в оценку сексуального насилия и результаты сеансов психотерапии. Рассказывает, как он использовал язык жестов. — Натаниэль достиг той стадии, что вновь стал говорить? — спрашивает Фишер. — Да, после того как в устной форме раскрыл детективу Дюшарму имя обидчика. — И с тех пор, насколько вам известно, он нормально разговаривал? Психиатр кивает: — Все лучше и лучше. — Вы видели мальчика на прошлой неделе, доктор? — Да. Мне позвонил его отец. В пятницу вечером. Он был очень расстроен. Натаниэль опять перестал разговаривать. Когда я увидела ребенка в понедельник утром, его состояние значительно ухудшилось. Он был замкнут, не шел на контакт. Я даже не могла заставить его общаться жестами. — На ваш профессиональный взгляд, разлука матери с ребенком станет для Натаниэля психологической травмой? — Безусловно, — отвечает доктор Робишо. — И чем дольше длится разлука, тем непоправимее вред. — 149 —
|