|
- В части сержант пострижет, -- мрачно ответил военный. - Да, радости мало. Знаю я эти пострижки, -- сказал Женя. -- Слушайте, а может еще успеем в парикмахерскую? Долго еще стоять будем? - Нет, пусть садится. Сейчас шофер придет. - Слушай, Тимошка, пальто жаль твое. Давай я тебе куртку дам, а пальто -- вернешься -- доносишь. Шикарный демисезон. Матери твоей отнесу. - Ага, давай, Жек. Да ты сам его носи лучше. Я ж приду вот такой вот закачанный, ха-ха. Из военкомата вышел шофер, сел за баранку, хлопнул дверцей, крикнул прапорщику: - Вперед?! - Секунду, дайте проститься, -- сказал Гоша. Вынул из карманов стакан, бутылку с остатками водки. -- Давай, Тим, из стакашка, а мы из горла добьем ее. - Ну, давай, Тимош, думай про нас и все будет хорошо, -- сказал Женя. - Это вы думайте про меня и письма пишите. Выпили. - А, забыл на проводах сказать тебе. Хорошо что вспомнил. Смотри. -- Волков вынул спичечный коробок, достал из него две спички, одну обломал. -- В армии часто придется на спичках жребий кидать. Видишь, длинная спичка всегда чуть вперед выдается. Запомни. Длинная -- вперед, обломанная -- назад. - Ух ты, здорово. Ну все, прощайте, прощайте... Тимофей обнялся с Женей, потом с Игорем, и, заскочив в автобус, сел на заднее сиденье. Автобус тронулся. Друзья шли вслед... Автобус спустился вниз по улице. В центре города была «пробка». Близился юбилей города -- круглая дата -- репетировалось торжественное шествие духовых оркестров. Грустный Тимоха зачарованно смотрел из окна как над площадью реет «кукурузник», рассыпая поздравительные листовки. Бело-голубые, они весело порхали в воздухе, опускались на асфальт, на деревья, на бескозырки матросов-оркестрантов, слетали в руки прохожих. Одна легла на крышу авто рядом с автобусом, и Тимоха разглядел на листке: якорь, перевитый цепями, имя города, и над ним -- юбилейная цифра. У него сжалось сердце, когда он увидел как Гоша и Женя неспешно идут по улице. Один -- глядя под ноги, другой -- озираясь по сторонам. Ему отчего-то стало жаль их. Он кинулся открывать окно, чтобы крикнуть им что-нибудь дурацкое, бодрое, но автобус дернулся, все двинулось назад, поплыло, помчалось... Через полчаса город был позади. Глядя в белый иллюминатор окна на волнистую линию сопок, за которыми в фиолетовых сумерках остался пребывать все более удаляющийся город, Тимоха подумал: ... И как же... Да ладно! Я же буду их вспоминать. Он достал из авоськи бутерброды. -- Эй! Как тебя? -- спросил он у впереди сидящего парняги. -- Давай перекусим. На. Тут у меня куча всего. — 37 —
|