|
— Наоборот? — Да. — Все хорошо? — Все плохо. — Костя? — Всё вместе. А ты как? — Ничего, сейчас муж придет, задержался на работе. — Приезжайте вместе, близко же! — Не заставляй меня проявлять слабохарактерность. — Отбой, бросила трубку — творческий процесс. Зря Лена пропускает такую тему, хотя, честно говоря, тема тут ни при чем: Таня ее как неотложку вызывала, в торопливом ее шепоте Лена этого не уловила... Наконец-то Таня позволила себе на минуту расслабиться, села в денисовское вертящееся кресло, вытянула ноги; на кухне толковали все о том же, пусть, захотят чаю — придут попросят. Когда они познакомились с Леной? Не так давно, года четыре назад... Денисовой позвонили из одного журнала, ответственный секретарь просил зайти, благоговейно передала Вера Владимировна. Таня зашла не сразу, сначала забыла, потом было некогда, потом звонили еще и еще раз — история тянулась с полгода, и наконец... «Не угодно ли даме присесть?» — ответственный секретарь встал и оказался высоким джентльменом в куртке до колен, с волосами почти длинными, с лицом, сколоченным наспех, но слегка облагороженным очками в роговой оправе. Глаза из-под очков выглядывали разноцветные, холодные, один чуть забирал в сторону. «Та самая дама, чьего благорасположения вы, насколько мне дано судить, давно добивались», — пропустил замшевый Танин провожатый сквозь противотанковый заслон неровных зубов. «И чье грядущее творчество несомненно послужит к украшению нашего достопочтенного органа», — в тон ему ответил разноцветноглазый. И стало понятно, что редакция — тесный маленький мирок, где все обо всех известно, все так надежно отлажено, что витиеватые фразы произносятся сами собой, и внезапная отмена этого изысканного стиля повлекла бы неисчислимые затруднения в общении. Видимо, здесь давно разучились говорить иначе, как не умел разговаривать иначе, допустим, Виктор, пользовавшийся, наверное, даже в постели только научными терминами, или муж, не по возрасту обожавший студенческий жаргон. Здесь же играли, и, как им представлялось, удачно, в персонажей Стерна, Троллопа, Диккенса и Теккерея, Таков был здешний стиль: возможно, они кончали еще послевоенные английские спецшколы, где читались лекции о средневековой литературе и изучался Чосер, где отводилось время для обсуждения — на английском языке! — животрепещущего вопроса о том, как подсаживать даму в карету и в каком порядке произносить тосты за праздничным столом, и многих других тонкостей, необходимых, скажем, для обитания в мире дипломатическом, но отнюдь не обыкновенном. Жизнь же распорядилась так, что действовать им пришлось в мире обыкновенном, они же по-прежнему цеплялись за тот, нереализовавшийся мир, в силу его неосуществленности до сих пор казавшийся единственно прекрасным. Им приходилось возвышать мир нынешний, вторичный, наполненный журналистской суетой и текучкой, до уровня собственной, неоцененной значительности. — 48 —
|