— Не надо, тебе не нужно курить, — сказал он, — ты плохо выглядишь. Она посмотрела на Цветкова, но лицо его расплывалось, от слез, что ли? Хотя нет, непохоже, слез у нее в глазах вроде бы не было. — Что ты глядишь на меня так, Костя? Мы же не на небе живем! Знаешь, — продолжала Таня, — в последние дни мне что-то тяжело! — Я заметил, — сокрушенно сказал он, — я еще в ресторане заметил. — И что ты делаешь, чтобы мне помочь? Строишь очередной шалаш? — Танечка, какой шалаш? Что с тобой сегодня? Первый раз тебя такой вижу. И только тут Таня заплакала, уронив палку на пол, первый раз заплакала, всхлипывая, не утирая слез. — Ну вот, совсем синие стали глаза! — Костя подошел, обнял, вернее, повис нескладно, потом попытался поднять к себе ее лицо, Таня отворачивалась, смахивая слезы: — Посмотри, как наследил! А он все гладил ее плечи и пытался улыбаться. — Таня, милая! — он выговаривал слова очень медленно. — Ты хочешь со мной поговорить? Давай отложим, я не готов к этому разговору. — Он посмотрел ей в лицо, все еще не разжимая сомкнутых рук. Таня съежилась, сникла под его руками, губы у нее сами собой разъехались в стороны, она заплакала еще горше. — Просто детский сад какой-то! — пробормотал Костя с досадой. — Перестань плакать. Таня осторожно сняла с себя его руки, села на табуретку, и он, придвинув свою, тоже сел — напротив. Она все плакала, закрыв лицо руками. — Перестань, это невыносимо! — попросил он раздраженно. Таня открыла лицо, залитое слезами. — Ты знаешь, — сказала она, — я недавно нашла старую записную книжку, записывала кое-что, потом бросила. Ты не помнишь, как ты меня поздравлял, когда мне исполнилось тридцать лет? Ты говорил о том, что мой молодежный максимализм в отношениях с людьми тебя радует и умиляет. Но что он покинет меня, едва я начну стареть, «а это наступит скоро», сказал ты. — Я не мог этого сказать. — Что у меня появится жажда жизни без претензий, что я не буду замечать унижений от мужа, от того, что мне будут уступать место в автобусе, что для Пети я скоро стану скучным человеком, он будет заранее знать, что я скажу через минуту, две, и что день, когда он поймет, что его мать неинтересный человек, наступит непреложно, как наступает вечер, как вечер сменяет ночь. — Я это говорил? — А прогноз относительно моего тела? Не помнишь? — Не понял? — Костя слушал, как будто она рассказывала ему что-то новое, любопытное и не о нем. — 188 —
|