Последнее правило

— Вы только теряете время, — заверяет она. — Мой сын не убийца.

Я молча протягиваю ей опись.

— На месте родителей Джесс я бы потребовала, чтобы полиция искала настоящего убийцу, лишившего меня дочери, а не строила обвинение на смешном предположении, что ребенок-аутист без криминального прошлого — ребенок, любивший Джесс! — убил ее. — Эмма подписывает опись, которую я ей протягиваю, и открывает входную дверь. — Вы меня даже не слушаете? — Она повышает голос. — Вы арестовали не того человека!

Временами — хотя, следует признать, чрезвычайно редко — я хотел бы, чтобы так оно и было. Когда, например, защелкивал наручники на запястьях несчастной избитой женщины, которая бросилась на мужа с ножом. Или когда арестовал парня, вломившегося в бакалею и укравшего для своего ребенка молочную смесь, потому что не мог ее купить. Но, как и в тех случаях, с уликами, которые у меня на руках, не поспоришь. Мне жаль человека, совершившего преступление, но это не означает, что от этого он становится невиновен.

Я беру ящики и в последнее мгновение оборачиваюсь.

— Сожалею, — говорю я. — Все, что я могу сказать: мне очень жаль.

Она сверкает глазами.

— Сожалеете? О чем именно? О том, что обманули меня? О том, что обманули Джейкоба? Бросили его за решетку, даже не подумав о том, что он нуждается в особых условиях…

— Формально говоря, это сделал судья.

— Как вы смеете! — кричит она. — Как вы смеете… Прийти сюда и делать вид, что вы на нашей стороне, а потом повернуться на сто восемьдесят градусов и так поступить с моим сыном!

— Здесь нет сторон! — кричу я в ответ. — Есть девушка, которая умирала в одиночестве, испуганная до смерти, чье тело нашли окоченевшим неделю спустя. У меня тоже есть дочь. А если бы это была она?

Теперь у меня пылают щеки. Я стою от Эммы на расстоянии вытянутой руки.

— Я сделал это не против вашего сына, — говорю я уже тише, — я сделал это ради своей дочери.

Последнее, что я вижу, — как Эмма Хант изменилась в лице. Она молчит, а я крепче хватаюсь за ящики и иду по подъездной аллее. В том, что все люди разные, нет ничего удивительного. Удивительно то, что, несмотря на различия, у всех нас есть нечто общее.

ДЖЕЙКОБ

Мы с мамой едем в кабинет государственного психиатра, который, как оказалось, принимает в больнице. Я очень нервничаю перед предстоящим визитом, потому что не люблю больницы. Был в них дважды: один раз, когда упал с дерева и сломал руку, второй — когда покалечился Тео (я перевернул его стульчик для кормления). Единственное, что мне запомнилось в больнице, — это запах, белый и затхлый, и слишком яркий свет. И каждый раз, когда я там оказывался, у меня либо что-то болело, либо мне было стыдно, либо и то и другое вместе.