- А о моей ты подумала? - спросил я. - Если бы я не сидела здесь, то сейчас сдавала бы экзамены, - сказала она. - Как по-твоему, они трудные? - Я бойкотирую университет, - сказал я. - А где ты найдешь работу? Кто станет тебе платить? Иди и сдавай экзамены. - Я не учился. Теперь мне уже не подготовиться. Поздно. - Тебя они не выгонят. Ты же знаешь этих людей. Когда объявили результаты, мой отец сказал: - Ничего не понимаю. Мне сообщили, что ты совсем ничего не знаешь о романтизме и о "Мэре Кастербриджа". Тебе собирались поставить " неудовлетворительно". Пришлось директору колледжа употребить свое влияние. Мне надо было бы ответить: "Я давным-давно сжег свои книги. К этому призывал махатма. Я бойкотирую английское образование". Но я оказался слишком слаб. В решающий момент мне не хватило смелости. И я сказал только: - В экзаменационной все мои знания куда-то улетучились, - хотя готов был заплакать от досады на самого себя. Отец сказал: - Если у тебя трудности с Гарди, Уэссексом[2] и всем прочим, надо было обратиться ко мне. У меня до сих пор лежат старые конспекты. В тот день он был свободен от службы и сидел в маленькой жаркой гостиной нашего казенного дома. Он был без тюрбана и ливреи, в одной только нижней рубашке и дхоти. Несмотря на все их тюрбаны и ливреи, на дневные и вечерние костюмы, придворные махараджи никогда не носили обуви, и подошвы ног у моего отца были черные и задубевшие, с мозолями не меньше чем в полдюйма толщиной. Он сказал: - Так что, думаю, тебе остается только Департамент земельных налогов. И я пошел служить в аппарат махараджи. Департамент сбора земельных налогов был очень велик. Каждому, кто имел хотя бы клочок земли, вменялось — 18 —
|