— Что было дальше? — Я забрал Бет и поехал к себе домой. Собрал все вещи, которые вместились бы в машине, и мы отправились на восток. Эрик, как опытный гид, проводит меня по истории нашего бегства, по паутине лжи, по страницам учебника «Как изменить свою личность». Я отвечаю на его вопросы о нашей жизни в Векстоне — те вопросы, в которых его жизнь уже переплетается с нашей. И тут он доходит до заключительной части представления, отрепетированной с особой тщательностью. — Когда вы увезли свою дочь, вы знали, что нарушаете закон? Я смотрю на присяжных. — Да, знал. — Вы можете представить, что было бы с Делией, если бы она осталась с матерью? Эрик и сам не надеялся, что этот вопрос пройдет. Разумеется, прокурор протестует. — Протест принят, — говорит судья. Эрик говорил, что хочет закончить на этом вопросе, чтобы присяжные сами додумали за меня этот невысказанный ответ. Но уже на полпути к своему столу он вдруг оборачивается. — Эндрю, — говорит он, как будто кроме нас в зале никого нет, и задает вопрос, который терзал его все это время: — Если бы вы могли повернуть время вспять, вы бы поступили иначе? Этот вопрос мы не репетировали, хотя важнее его, пожалуй, вопроса нет. Я поворачиваю голову, чтобы смотреть прямо тебе в глаза. Чтобы ты поняла: все, что я в жизни говорил и о чем умалчивал, было ради тебя, тебе во благо. — Если бы я мог повернуть время вспять, — отвечаю я, — я поступил бы точно так же. IXНо что останется на память обо мне? Лишь ощущение моих костей в твоих руках. Энн Секстон. Хирург ЭРИКА может, я и не проиграю это дело. Ясно, что Эндрю преступил закон, он сам это признает и ни в чем не раскаивается. Но несколько присяжных ему симпатизируют. Одна латиноамериканка, которая расплакалась, когда он рассказывал о детстве Делии, и старушка с седыми кудрями, которая сочувственно кивала в такт его словам. Двое присяжных — подумать только, двое! — а внести смуту может и один. С другой стороны, Эмма Вассерштайн еще не нанесла удар. Я сижу возле Криса, впившись в ручки кресла. Он говорит мне на ухо: — Ставлю пятьдесят баксов, что она попытается вывести его из себя. — Нет, попытается разоблачить, — бормочу я в ответ. — Она уже взяла быка за рога. Прокурор подходит к Эндрю, и я пытаюсь на расстоянии вселить в него веру и спокойствие. «Не облажайся, — про себя умоляю его я, — только не облажайся! Облажаться я и сам могу». — Вы обманывали свою дочь на протяжении двадцати восьми лет. — 240 —
|