– О чем ты задумался? – прервала его размышления Донна. – Ох, сам не знаю, – запинаясь, проговорил Домострой. – Просто я так давно связан с «Этюдом», что всегда думаю о Джимми Остене как о невинном младенце. – Он собрался с мыслями. – Кстати, что у него с голосом? – Несколько лет назад ему из горла удалили опухоль, – ответила Донна. – Его отец рассказывал мне, что потребовалась серьезная операция. На гортани у Джимми остались шрамы, отчего и голос изменился. – Как бы то ни было, – продолжил Домострой, – я не думаю, что Джимми из тех, кто шпионит за людьми, – Помолчав, он вновь попытался разыграть безразличие: – Он когда-нибудь говорил о Годдаре? – Очень редко. И если тот нравится ему, он этого не показывал. Хоть мы с ним и познакомились в "Ударе Годдара", он знает мое отношение к року. Домострою пришло в голову, что Остен мог писать музыку и даже тексты для Годдара. В конце концов, литературное рабство не ограничивается одной литературой. – Как ты думаешь – он же из музыкальной семьи, – писал ли когда-нибудь Джимми музыку или играл на каких-нибудь инструментах? – продолжал выспрашивать Домострой. – Джимми хочет писать, да только не музыку. Музыкально он совершенно неподготовлен. А что до игры на рояле – ну, мать его слегка научила, не более того. Уверившись по ее тону, что девушка говорит правду и не состоит, как он начал было подозревать, в заговоре с Остеном, Домострой спросил: – Как ты считаешь, не могла ли Андреа Гуинплейн науськать Джимми шпионить за нами? – Может быть, – задумчиво проговорила Донна. – Я бы не удивилась: она мастер на интриги. Домострой притворился, будто обдумывает полученное известие. – Что она за человек, эта Андреа Гуинплейн? – Красивая, – признала Донна. – Яркая. Из Такседо Парк, родом из старой мормонской семьи. Когда-то они были очень богаты, но она говорит, что те времена прошли. Видно, поэтому она и учится на драматическом. Хочет стать бродвеиским постановщиком и в один прекрасный день заработать миллионы, чтобы вернуть свою семью туда, где, она считает, ей самое место – в высшее общество. – Весьма честолюбиво, – кивнул Домострой. – Она талантлива? – Скажем, неискренна, – ответила Донна и с улыбкой добавила: – А в театре это талант. – Неискренна? В каком смысле? – В самом подлом. – Она замялась. – Не знаю, стоит ли тебе говорить. – Не надо, если это секрет. — 173 —
|