|
Вы что, всерьез полагаете, что ее отец намеренно подстроил аварию? — удивляется мама. Повисает молчание. Нет, — наконец отвечает один из полицейских. Мое сердце колотится так сильно, что в любую минуту в палату может ворваться медсестра и нажать кнопку экстренного вызова — необходимо безотлагательно реанимировать пациента. В таком случае зачем вы пришли? — спрашивает мама. Я слышу, как один полицейский чем-то шуршит. Чуть приоткрыв глаза, вижу, как он передает маме карточку. Вы не могли бы нам позвонить, когда она очнется? Их шаги гулким эхом отдаются в коридоре. Я считаю до пятидесяти. Медленно, прибавляя к каждой цифре слово «Миссисипи», а потом открываю глаза. Мама! — зову я. У меня хриплый, ломающийся голос. Она тут же присаживается рядом на кровать. Как ты себя чувствуешь? Все еще болит плечо, но уже не так сильно, как раньше. Сво-бодной рукой нащупываю шишки и швы на лбу. Больно, — отвечаю я. Мама касается моей сломанной руки. На одном из пальцев небольшая клипса, на которой вспыхивает красный огонек. Как у пришельца. В аварии ты сломала лопатку, — объясняет она. — В четверг вечером тебя прооперировали. А сегодня какой день? Суббота, — отвечает она. Пятница совершенно выпала у меня из памяти. Я пытаюсь сесть, но это практически невозможно из-за руки, крепко прибинтованной к телу. Где папа? По ее лицу пробегает тень. Я должна предупредить медсестру, что ты очнулась... С ним все в порядке? — Мои глаза наполняются слезами. — Я видела, возле него толпились врачи скорой помощи, а потом они... потом они... — Я не могу закончить предложение, потому что начинаю складывать вместе части загадки, выражение маминого лица, галлюцинации, в которых я видела отца намного моложе, чем сейчас. — Он умер, — шепчу я, — ты просто не хочешь мне говорить. Она крепче сжимает мою руку. Твой папа не умер. Тогда я хочу его увидеть, — настаиваю я. Кара, ты сейчас не в том состоянии... Черт побери, дайте мне с ним увидеться! — кричу я. Пo крайней мере, мой крик привлекает внимание. В палату спешит женщина с больничным пропуском — но не медсестра и белом. Кара, тебе нужно успокоиться... Она маленькая и хрупкая, с черными кудряшками, которые подпрыгивают при каждом движении. Вы кто? Меня зовут Трина. Я социальный работник, которого назначают в случаях, подобных этому. Я понимаю, что возникают вопросы... Да, например, такой: я обмотана бинтами, как Тутанхамон, у меня на голове швы, как у Франкенштейна, а мой отец, возможно, лежит в морге. Как я могу успокоиться? Мама и Трина переглядываются, и это знак, который в ту же секунду дает мне понять, что, пока я лежала без сознания, они постоянно разговаривали обо мне. Мне понятно одно: если они не хотят отвести меня к отцу, я пойду туда сама. Если придется, доберусь ползком. — 20 —
|