подлежащие искоренению... Кто сказал? - Платон. - Нет, не он. Геббельс. Уверен ли ты, что твоя ночная мысль правильная? - Нет. - Глуп, но честен. Что ж, валяй! Пиши. Платон был тоже прав: гнать вас, писак, из государства идеалов! Ну да ладно. Сегодня Виктор Иваныч добрый. - Виктор Иваныч, - повторил я. 302 -Ну? - Со мной чего-то не то. - В смысле? - Паршиво как-то. - А совесть. Совесть, дорогой товарищ! Утром признаешься Виктору Иванычу. Явка с повинной в обычные часы приема... - Хохотнув, он тут же захрапел. Отлежавшись, я сел. Стал надевать штаны. В бауле были мои рукописи. Я их надел. Оставив баул на полу, я вышел. Вернулся я вместе с Бутковым. _ Вот этот, - сказал я. Он взял баул и вышел. Я лег. Я поднялся. Вырвало в унитаз. Я лежал. Дверь открылась, пришел Бутков. Он доложил: - Кремировал. - Где? - В духовке. На кухне семнадцатого этажа. - Все? Он раскрыл баул. Перевернул и потряс. - До последней страницы. Я с облегчением откинулся, и он сделал шаг вперед. - Золотого хронометра отписать вам, к сожалению, не могу. Но вот вам, - протянул я ему крестик. - Связь доверия восстановите при помощи зубов. Мягкое. Высшей пробы. Наш общий Друг... - Да? - наклонился он. - Новостей не было? 303 - Пока нет. Слушаю. Жду. - Так, - сказал я. – Тогда можете вызывать... - "Скорую"? - Не катафалк же! - рассердился я. Вчуже я удивлялся тому, как медленно уходит из меня жизнь. Отрицательных эмоций я уже не испытывал никаких, иначе, пожалуй, впал бы даже в нетерпение. Потому что "скорая", которую вызвал Бутков, пришла только через три часа. В лифте я стоял, завернутый в одеяло, обнимая двух медсестер. Студенты смотрели на меня так, будто увозили меня в крематорий. Когда меня устраивали на носилки внутри "скорой", перед лицом долго маячило круглое колено, обтянутое нейлоновым чулком. Посреди колена нейлон лопнул, выдавливалась кожа. Я ее поцеловал, эту кожу. Я испытывал благодарность ко всему. Хлопнули дверцы, и меня стало укачивать, как в колыбели. За стеклом плыло низкое белое небо, взятое в сеть проводов. Трамвайных, троллейбусных, телефонных и неведомых. Небо Москвы. * Возили меня под этим небом непростительно долго, все больницы были уже переполнены, пока в какой-то очередной сестра, поцелованная в коленку, не уперлась: "В другую не повезем". "Это почему?" "Потому что не довезем, вот почему!" 304 В приемном покое меня положили на кушетку. Потом перевернули на живот, и я услышал бас: "Расслабь ягодицы!" Я расслабил, и почувствовал, как мне воткнули что-то в — 144 —
|