зла? Отсосавшись, утерся, мазнув своим синюшным родимым пятном – или ожогом, я не знаю - по воспаленным губам. - Самоубийца, - изрек он, - есть робкий убийца. Чезаре Павезе. Писатель-коммунист. Ясно? - И чем он кончил, твой писатель-коммунист? - Неважно, чем кончил итальянский наш товарищ, а важно, что перед тем верно сформулировал. Вынул из пакета кус «любительской», грамм этак на четыреста, ободрал целлофан и алчно впился. Зубки заплесневелые, но острые. Не сжевал – схавал. - Убивать, - сказал, - на это у тебя кишочки тонкие. Другое дело голубком этак выпорхнуть. Ангелочком, да? Над бойней нашей парить? У-у, н-ненавижу! - Он снова присосался к горлышку. - Если ненавидишь, почему не вытолкнул? - Почему? - Щелчка бы одного хватило. Он смотрел на меня помутневшими глазами, переживая толчок «бормотухи» в мозг, и родимое пятно расцветало на половине его физиономии. - В детстве, - сказал он, - голубей ловил, а после варил в немецкой каске. Один, ты понял? На свалке, в карьере заброшенном. Ты любишь свалки, Леша? - В детстве я как-то больше по Эрмитажу околачивался, - ответил я. - Под шедеврами мирового искусства. 274 - А я люблю. – Он выпил и с аппетитом закусил. – Я, можно сказать, на свалке вырос. Чего молчишь? Прокомментируй. Скажи, к примеру: «Оно и видно, Виктор Иваныч!». Кроткий ты мой голубь! Бабы из бараков наших по ночам туда, на свалку, эмбрионов сбрасывали. - Эмбрионов? - Ну! – Разболтал что пил, словно это уже выпало в осадок, присосался снова. - Лишних, то есть, людей. - В сюрреализм впадаете, Виктор Иванович... - Э, мальчик мой, не знаешь жизни... Было! Кормить-то нечем, а закон, он аборт запрещал. Дура лэкс, сэд лэкс!? Сталину нужно было пушечное мясо. Раз, понял, упустил я голубка. Дай, думаю, сварю заместо эмбриошку. А внутренний, бля, голос меня подначивает: «Слабо, Витюша…» Ах, слабо? А я такой с детства, что вопреки себе иду. Наперерез. Взял и сварил. - И ангелков уж в пищу не употреблял. Он не спеша, но с большой серьезностью сфокусировался на мне. - Чего ты лыбишься? Как ебану сейчас бутылкой. - Попробуй, - не вставая, отозвался я. - Тогда я тебя, гиена, сморчок, потрошитель ублюдков, возьму за шкирку и выброшу к ебеней матери! Ты осознал?! Цыппо размяк, расплылся в улыбке. - Не мальчика, но мужа речь. Взрослеешь на глазах. Про гиену и прочее в памяти сохраню. Я, знаешь ли, злопамятный. Из зародыша в фрицевской каске Сверхчеловек родился. И он вас всех!.. 275 Размахнулся и, обливая «бормотухой» себя и комнату, запустил бутылкой в квадрат заката. Огрызок колбасы туда — 130 —
|