продержаться продержаться два месяца, не выходя из здания. Сегодня вышла первый раз в Москву («оч-чень важное рандеву»), но как теперь вернуться? Я вынул свой студенческий. 253 - Попробуем, - сказал я, - так... - Раскрыл и надвое разодрал оклеенный синей материей билет. - Тебе половина. И мне половина… Несмотря на то, что вход этот Главный, он малолюден – в отличие от Клубной части и зональных проходных. Дождавшись подвыпившей компании студентов с мехмата, мы с Викторией вошли за ними следом. Проверив пропуска у мехматян, вахтерши повелели им распахиваться: не пытаются ли водку пронести? Нам же, мельком, из ладоней предъявивших знакомую матерчатую синь, дали отмашку. Сплошной плафон потолка осветил матово-белую кожа ее лица. По обе стороны пустовали гардеробные. Скользя по мраморным плитам, Вика прошептала: - Держи меня, не то сейчас упаду... Я взял ее под руку. Сквозь пиджак ощутив упругую тяжесть груди. Не прибавляя шага мы входили в спасительную сумрачность Центральной части. В полумраке Вика сходу припала к колонне. Обняла гладкий гранит и прижалась щекой. Черные гладкие волосы были стянуты в узел на затылке, обнажая белое лицо. - Спаситель мой! – сверкнули на меня глаза. - Да ладно, - смутился. – Не впадай в гиперболы. - Предпочитаешь литоты? - Вот именно, - сказал я, поражаясь, почему провалили человека, который выучил наизусть «Словарь литературоведческих терминов». - Куда сейчас, к тебе? 254 - Исключено. Сосед - стукач. - Из какой ты зоны? - «Вэ». - Там все ходы и выходы я знаю. Идем! Мы вышли к галерее, нависшей над темным провалом лестницы. Стал видень вход в мою зону. Вахтер спал за столом. Снимая туфли, Вика схватилась за мой рукав. Бесшумно ступая по мрамору мы прошли мимо сопящего старика, свернули за угол и прямо в кабину лифта, который нас как будто поджидал. - Эй! - раздался крик из-за угла. - Кто там просочился? Вахтер с клубничиной вместо носа успел даже сунуть руку – старческую, страшную. Сколько раз вот этот узловатый палец нажимал на спусковой крючок? Но тут же выдернул, и створки хлопнули железом. - Ну, нарушители, держись! Ерофеич вас сфотал! В бессильной злобе пнул по сомкнутым дверям, но мы уже поднимались в страстном поцелуе. Под пиджаком я обнимал ее за спину, которая вызывала чувство прочности. Запрокинув ее, я ощущал тяжесть узла волос. Свободной рукой оглаживал сквозь майку грудь. Очень она была большая. Материнская какая-то. Страшновато было даже сжать. Кабина дернулась, остановилась и разъехалась. Услышав за спиной: «Пардон!», я отпустил свою подругу. Вошел — 120 —
|