— …закон о содействии русскому языку в странах СНГ. Мы его передали в Думу, а нам говорят — надо пройти проверку на коррупционную емкость закона. И мы его потащили в этот антикоррупционный комитет или как его там, а нам открытым текстом в этом комитете говорят: «Пантелеев дал семьдесят, чтобы мы ваш закон признали коррупционным. Дадите стольник, признаем некоррупционным». Теперь вот ходим, думаем, из кого стольник выбить. Нора искала в сумочке телефон. Наконец, выудила его, чуть не уронила на асфальт и тут же набрала Бориса, хотя давно уже отвыкла звонить ему первой. — Я с тобой должна поговорить, — сказала она взволнованно. — Мы сделали ужасную вещь. Полина Шатап — действительно психически больная. Ты можешь себе представить? — И что? — нетерпеливо ответил Борис. — Как что? Мы рассказываем, что ее упекли за то, что она активистка твоей партии! И не только мы — весь мир рассказывает! Я с утра Инопрессу смотрела — только про это и пишут! — Ну так это же хорошо. Это значит, ты отлично работаешь. — Но она ведь больной человек! У нее шизофрения, наверно! — Да у нее уже двадцать лет шизофрения! — сказал Борис, начиная терять терпение. — Подожди, — медленно сказала Нора. — Ты что — об этом знал? — Конечно, знал! А вот ты откуда узнала? — Запрос отправила в клинику. — Господи, зачем? — совсем зло спросил Борис. — Ну как зачем? Добывала, типа, информацию. Нас так учили. — Мудаки вас учили! — Твои же бибисишники и учили, которых ты на мастер-класс притащил! — А какое клиника имела право раскрывать врачебную тайну? — Не знаю. И не важно. Ты мне скажи, она была твоей активисткой или нет? — Она подрабатывала у нас — расклеивала наши листовки на столбах. Говорят, очень прилежно расклеивала. Три рубля листовка. — И тебя не смущает, что мы обманули весь мир и использовали больного человека? — Нора, скажи честно, ты что — дура? — сказал Борис раздраженным усталым голосом. Кровь взорвалась у Норы в лице, как будто ей дали пощечину. — Ты настоящий мерзавец, — сказала она. — И умные люди меня об этом предупреждали. Зачем я вообще приехала к тебе тогда, Боже мой, зачем? — Действительно, зачем? — сказал Борис с иронией. — Долго уговаривать тебя не пришлось, между прочим. — Знаешь, если бы ты не был Борисом Бирюковым, я бы не приехала. — Знаешь, если бы ты не приехала, я бы не расстроился, — сказал Борис и положил трубку. — 186 —
|