|
— Лиана, я дышать не могу, — сказала она. — Задыхаюсь, слышишь, сделай что-нибудь! * * *Ночью, когда Борис пришел домой и пил кофе в своем кабинете, уставившись в ноутбук, Алина вошла к нему с лицом, белым, как бескорая ветка на Адлерском пляже после зимы. — Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она. — Не сейчас, у меня куча дел, — ответил Борис, не поднимая глаз. — А когда? — Давай завтра. — Ты всегда говоришь «давай завтра», и это завтра никогда не наступает, — сказала Алина. «Господи, сейчас она опять заплачет», — подумал Борис. — Ну что? — спросил он устало и раздраженно. — У тебя есть другая женщина? — спросила Алина. «Какой у нее голос писклявый, — подумал Борис. — А у Норы глубокий. Могла бы певицей стать». Звук голоса Алины показался Борису знакомым чуть не с рождения, как жужжание комара, и таким же назойливым и неприятным. Он поднял глаза и внимательно посмотрел на жену — на ее потухшую кожу, измятую шею, и с изумлением подумал, что надо же, а ведь он когда-то бывал парализован желанием войти в эту женщину, влиться в нее и остаться в ней навсегда — вырасти в ней большим животом, изменить ее изнутри единственным способом, которым мужчина способен менять навсегда женщину. — С чего ты взяла, что у меня кто-то есть? — спросил Борис. — Об этом все говорят. И даже пишут в газетах, — Алина протянула Борису «Сплетни дня». «Мышцы на руках провисли, — подумал Борис. — Как я раньше не обращал внимания?» — У меня нет времени читать ерунду, — сказал он вслух. — Борис, ты мне делаешь очень больно. Разве я заслужила? «Волосы на солому похожи. У Норки — блестят». — Чего тебе не хватает, Алина? — Мне не хватает тебя. Любви. Уважения. Мне не хватает нормальной человеческой жизни. Мне нужна семья. Мне не нужны твои бриллианты, твои машины. «Машина у Норки уже обтрепалась. Скажу Сереге, чтоб новую купил». — Борис, ты меня слышишь? — Что? — Ты меня не слушаешь. Ты опять меня не слушаешь! — сказала Алина уже навзрыд, уронила на пол журнал и выбежала из кабинета. Крылатый дракон, пролетая над домом Алины, задел и ее своим смертоносным дыханием. С тех пор она ходила по дому так, как будто в нем долго и тягостно, от неизлечимой болезни умирает кто-то из родственников — ходила тихонько и скорбно, еле ступая. Говорила теперь только шепотом. Алина носила в себе кипящую боль, как в переполненной супнице, и старалась нести ее так, чтобы случайно не расплескать и никого не ошпарить — даже Бориса. — 123 —
|