Средний пол

– Тогда почему она написала, что является мальчиком? – вмешалась Тесси.

– Мне она никогда об этом не говорила, – ответил Люс. – Это что-то новенькое.

– Я хочу увидеть ее историю, – повторил Мильтон.

– Боюсь, это невозможно. Она необходима мне для моих исследований. Вы можете получить лишь анализы крови и результаты тестов.

И тут Мильтон взорвался, обрушившись на доктора Люса с криками и руганью.

– Вы во всем виноваты! Слышите? Наша дочь не относится к тому разряду детей, которые могут просто так сбежать из дому. Вы с ней что-то сделали. Вы ее напугали.

– Ее напутало ее состояние, мистер Стефанидис, – возразил Люс. – И позвольте мне сказать вам еще кое-что. – Он побарабанил пальцами по столу. – Чрезвычайно важно, чтобы вы как можно быстрее нашли ее. Последствия могут оказаться очень тяжелыми.

– Какие последствия?

– Депрессия. Дисфория. Она находится в очень сложном психологическом состоянии.

– Тесси, ты хочешь увидеть ее историю? Или мы уходим, и пусть этот негодяй здесь заебется? – посмотрел Мильтон на свою жену.

– Да, я хочу увидеть ее историю. И будь любезен, следи за своими выражениями. Давайте будем вести себя цивилизованно.

И наконец Люс сдался и отдал им мою историю. После того как они с ней ознакомились, он предложил еще раз осмотреть меня через некоторое время и выразил надежду на то, что я скоро найдусь.

– Ни за что на свете больше не привезу к нему Калли, – промолвила мама, когда они вышли на улицу.

– Не знаю, что он такое с ней сделал, но что-то сделал, – добавил папа.

Они вернулись в Мидлсекс в середине сентября. Вязы роняли листья, обнажая улицу. Погода становилась все холоднее, и Тесси, прислушиваясь по ночам к шороху листьев и завыванию ветра, думала о том, где я и всё ли со мной в порядке. Транквилизаторы не столько уничтожали страх, сколько заменяли его другими опасениями. Под их воздействием Тесси уходила в себя и словно со смотровой площадки наблюдала за своими тревогами. И в такие моменты страх немного отступал. Горло у нее пересыхало, голова становилась ватной, а периферическое зрение снижалось. Ей была прописана лишь одна таблетка в день, но она зачастую принимала сразу две.

Лучше всего ей думалось в небольшом промежутке между бодрствованием и сном. В течение дня она была постоянно занята, обслуживая покупателей и убирая за ними, зато по ночам, погружаясь в забвение, она обретала силы, чтобы осознать содержание оставленной мной записки.