|
По утрам Тесси возила меня в клинику на прием к врачу. – У тебя есть хобби, Калли? – Хобби? – Ну, что-нибудь такое, чем тебе особенно нравится заниматься. – Боюсь, я не из тех, у кого есть хобби. – А спорт? Тебе нравится какой-нибудь вид спорта? – Пинг-понг считается? – Хорошо, я запишу, – Люс улыбается, сидя за своим столом. Я лежу на кушетке Ле Корбюзье. – А как насчет мальчиков? – Что именно? – В твоей школе есть мальчик, который тебе нравится? – Боюсь, доктор, вы никогда не были в моей школе. Люс заглядывает в мою карточку. – Ах, ты учишься в школе для девочек? – Да. – Тебе нравятся девочки? – тут же спрашивает он. Это как удар резиновым молоточком, но я сдерживаю свой рефлекс. Он кладет ручку и хмурится, потом наклоняется вперед и понижает голос. – Калли, я хочу, чтобы ты знала, что все это останется между нами. Ничего из того, что ты здесь расскажешь, не будет передано твоим родителям. Меня раздирают внутренние противоречия. Люс, сидящий в кожаном кресле, со своими длинными волосами и ботинками до щиколоток, относится как раз к тому разряду взрослых, которые вызывают у детей доверие. Он ровесник моего отца, но находится в одной команде с более молодым поколением. И я изнемогал от желания рассказать ему об Объекте. Мне надо было кому-нибудь об этом рассказать. Я продолжал испытывать к ней столь сильные чувства, что слова прямо-таки рвались из меня наружу. Но я по-прежнему их сдерживал. Я не верил тому, что все останется между нами. – Твоя мать говорила, что у тебя есть близкая подруга, – продолжил Люс и назвал имя Объекта. – Ты испытываешь к ней сексуальное влечение? А может, у тебя уже были с ней сексуальные отношения? – Мы просто друзья, – несколько громче чем надо произнес я и еще раз повторил чуть тише: – Она моя лучшая подруга. – Правая бровь Люса поднялась над оправой очков. Она вылезла из своего укрытия, словно желая тоже получше разглядеть меня. И тогда я нашел выход: – Я занималась сексом с ее братом, – признался я. – Он студент, на предпоследнем курсе. Люс не проявил ни интереса, ни удивления. Он лишь кивнул и сделал в своем блокноте какую-то запись. – Тебе понравилось? Здесь я мог быть абсолютно откровенным. – Мне было больно, – ответил я. – К тому же я боялась забеременеть. – Ну, об этом можно не беспокоиться, – улыбнулся он. Вот так протекали эти беседы. Каждый день я приходил в кабинет Люса и рассказывал ему о себе, о своих переживаниях, симпатиях и антипатиях. Люс задавал вопросы. Иногда ему были важны не столько мои ответы, сколько то, как я отвечал. Он следил за выражением моего лица и отмечал систему аргументации. Женщины улыбаются своим собеседникам чаще, чем мужчины. Женщины делают паузы и ждут от собеседников одобрения. Мужчины говорят, глядя перед собой. Женщины предпочитают фабулу, мужчины – дедукцию. Само поле деятельности Люса неизбежно приковывало его к этим стереотипам. Он отдавал себе отчет в ограниченности этих методов, но они были полезны с клинической точки зрения. — 312 —
|