Средний пол

Это останавливает Объект. Она потрясена до глубины души и тут же сникает.

– Правда? – спрашивает она.

– Какой-то луковый запах, – говорю я.

Мы стоим на лужайке. На каменных перилах крыльца сидят мальчишки, и их зажженные сигареты напоминают во тьме светлячков.

– Что ты думаешь о Рексе? – шепотом спрашивает Объект.

– Он тебе что, нравится?

– Я этого не говорила.

Я вглядываюсь в ее лицо в поисках ответа на свой вопрос. Она замечает это и отходит в сторону. Я иду за ней. Я уже говорил, что большая часть испытываемых мною чувств является гибридами. Однако не все. Некоторые из них чисты и не имеют в себе никаких примесей. В том числе ревность.

– Рекс очень милый, – говорю я, поравнявшись с Объектом, – если тебе, конечно, нравятся убийцы.

– Это был несчастный случай, – возражает Объект.

Диск луны виден почти на три четверти. Ее свет серебрит мясистые листья деревьев. Трава покрыта росой, и мы скидываем сабо, чтобы постоять на ней босиком. Объект вздыхает и кладет голову мне на плечо.

– Хорошо, что ты уезжаешь, – говорит она.

– Почему?

– Потому что все это очень странно.

Я оглядываюсь, проверяя, не смотрят ли на нас. Но мы не различимы во тьме, и тогда я обнимаю ее за плечи.

Несколько минут мы стоим обнявшись под посеребренными луной деревьями и слушаем гремящую в доме музыку. Скоро появится полиция. Она всегда появляется. Живя в Гpocc-Пойнте, по крайней мере в этом можно быть уверенным.

На следующий день я отправился с Тесси в церковь. Как всегда, подавая пример остальным, тетя Зоя сидела впереди. Рядом в своих гангстерских костюмах восседали Аристотель, Сократ и Платон, а также окутанная черной гривой Клеопатра, с пальцами, переплетенными ниткой.

Стены церкви погружены в сумрак. В нишах и приделах мерцают изображения святых, указывающих пальцами на небеса. Из-под купола льется тусклый луч света. Воздух насыщен благовониями. А священники, расхаживающие взад и вперед, напоминают персонал турецких бань.

Потом начинается служба. Один из священников поворачивает выключатель, и в огромной люстре тут же вспыхивает нижний ряд лампочек. Из-за иконостаса выходит отец Майк в ярко-бирюзовой сутане с красным сердцем, вышитым на спине. Он спускается вниз и подходит к прихожанам. От его кадила клубами поднимается дым, распространяя запах вечности. «Кири элейсон, – речитативом произносит он, – Кири элейсон». И хотя эти слова почти ничего не значат для меня, я ощущаю их весомость и тот глубокий след, который они оставляют во времени. Тесси крестится, думая о Пункте Одиннадцать.