Почти сразу же ожил домашний телефон. Ольга не хотела снимать трубку — этот номер знали два или три близких человека, остальные звонящие были рекламными агентами, роботами или просто путали цифры. Но ради этих двоих или троих она всегда отвечала. — Оленька, всё хорошо? — Да, мама. А у тебя? — Тоже, я на всякий случай. — И правильно, сама собиралась. Мама давно избавилась от привычки впустую проверять, как дела, предпочитала думать, что «нет новостей — хорошие новости». Беспокойство за ребёнка — не повод беспокоить ребёнка, так она говорила. Но сегодня всё-таки решилась. — Всё хорошо, мама, появилась возможность пару месяцев поучиться на писательских курсах, так я и съезжу, поучусь. — Ну и славно, береги себя. Слёзы, которые Ольга от самого кафе бережно несла домой, стараясь не расплескать по дороге, отступили, и, пользуясь этим, она сама решила позвонить: — Марин, он меня бросил. — Кто? — Этот, который читать не умеет. И ты не поверишь… — Ну?.. Ты ревёшь там? — Нет пока. Он нашёл, — она делала паузы, сосредоточенно сдерживая истерику, которая поднималась к горлу после каждого слова, — себе девушку. Эмоциональную и чувствительную. — Ожидаемо. — Почему? Сам говорил, что я пишу бабское, сопли. А теперь. — Совсем, что ли, разницы не видишь? Ну пох ему, что ты там писала, за то и понравился. Но не пох, что ты чувствовала. И кто в этот раз попутал автора и текст, а? Раз твои герои такие, тебе самой уже и чувствовать не надо? — Я чувствовала! — Ты не выражала! Он мысли читать должен был? — Я думала, ему это на фиг не надо. — Это им всем надо, Оль. Эмоции — самый дорогой товар. Ты ему не дала, а она дала. — Так я щас дам, позвоню и дам, мало не покажется. — Поздно, он решит, что это манипуляция. — И чего теперь? — Или ничего, или подожди. — Да, кстати, у меня тут командировка типа творческая на пару месяцев. — Ну и хорошо, и нормально. Это самое лучшее. Вернёшься — поглядишь. Они попрощались, и Ольга смогла, наконец, выпустить свою отложенную истерику, как освобождают кошку, напуганную долгой поездкой в метро, из переноски: открывают решётку — вот и всё, иди, можно. Дама А одобрительно кивнула: — Отлично сработано. И ваша ученица неплохо справилась. Она была довольна настолько, что позволила себе нарушить правила секретности и заговорила о внутреннем деле Ордена на жилом уровне, где теоретически их могли услышать кандидатки и стажёрки. Но наблюдать муки клаустрофоба не очень-то приятно, особенно если хочешь поощрить сестру, а не наказать. Дама В поняла и оценила любезность: — 12 —
|