|
Она рассказала, что приехала в Красноярск, где от нее все шарахались как от огня. Мать‑бухгалтер поддерживала ее, но в прошлом месяце умерла от инфаркта – смерти, больше свойственной мужчинам. У нее на работе начались проблемы, пошли проверки, и оказалось, что у фирмы серьезная недостача. Все сбережения матери пошли на ее покрытие, но этого оказалось мало, и квартиру у них тоже отобрали. Оказавшись в возрасте шестидесяти пяти лет на улице, без всяких перспектив, зато с великовозрастной бездельницей на руках, женщина едва не лишилась рассудка. Или просто не успела, инфаркт убил ее раньше. Изольда собрала свои вещи и рванула на перекладных прочь из города. Через полгода вновь добралась до Питера. – Хочешь, можешь пожить у меня, – предложила я, потому что оставаться одной мне уже было невмоготу. – Нет, мне будет неудобно на работу ходить. Работала она в поездах, продавала пиво и лимонад. И еще подрабатывала уборщицей на вокзале, за что ей там же предоставили комнатку для жилья. Она сообщила, что совсем неплохо устроена и даже руки уже привыкли и перестали болеть. Наверное, дела у нее и правда идут неплохо. Инка даже дала мне денег, и я снова пошла в магазин. * * *...Потом я снова встретила того самого психиатра. Он сидел у моей кровати, а стены в квартире кто‑то перекрасил в идиотский белый цвет. И все люди ходят в белых халатах. Или я не дома? – Лежите, лежите, – мягко говорил психиатр. – Вам надо лежать. Я не чувствую и не вижу правую руку, а что с ней, мне не говорят. Хотя понимаю, что просто лежу под капельницей. Возможно, поэтому мне так хорошо... – Спишь? Не притворяйся, – теперь у кровати сидит Олег и смотрит на меня неподвижным взглядом. – Ты помнишь, сколько тебе лет, или нет? Думаешь, с тех пор, как лишилась паспорта, летоисчисление тоже исчезло? Интересно, это я с какого‑то времени перестала замечать его, или он исчезал? Не могу точно вспомнить – когда проблемы навалились снежным комом, ни о чем не думала и никого не видела. Если над тобой стоит палач с топором, призраков уже не боишься. Зато сейчас, когда мне спокойно, когда знаю, что окружена людьми и их заботой, когда кормят и поят, ОН снова появился. – Я еще молода. – Но ты уже умираешь. – Я не умру. И буду жить долго и счастливо. – В палате с сумасшедшими. Они всегда счастливы. – Меня выпишут. – Только в морг. – Я буду жить! – А смысл? Нужна тебе такая жизнь? Ты ведь сейчас лежишь, обколотая транквилизаторами, под капельницей и постепенно превращаешься в овощ. В старый, заметь, овощ. Госпожа небритая морковка, не желаете ли свекольного кофе или картофельного чайку? — 117 —
|