— Каких трюков? — спросила я. — Цирковых, конечно! Я бы тренировалась, пока не стала лучшей в мире! — А если бы у тебя были дети? Неужели ты не стала бы вытряхивать их одеяла? — Дети сами могут это делать. — Не думаю, что у моей мамы есть цирковой номер, — сказала я. — Хорошо, что у меня никогда не было детей, — фыркнула Глория. — Это почему? — С детьми много хлопот! А я не из тех, кто вытряхивает чужие одеяла. — Значит, со мной много хлопот? Она непонимающе посмотрела на меня. — Почему? — Потому что я ребенок. — Ты? Я кивнула. — Бедная, — сказала она. — Ничего, это пройдет. — Я тоже не буду заводить детей, — решительно произнесла я. — Не зарекайся. Вот встретишь кого-нибудь — и все. Так обычно бывает. — Нет, сначала надо делать всякие гадости. А я не хочу. — Ну, может, ты еще передумаешь, — Глория отправилась к вентиляционной трубе, похожей на дымовую. Я пошла за ней, мне не было слышно, что она говорит. Наверное, ей стало неловко. Пришел кот и стал тереться о мои колени: он все-таки не упал с крыши. — Может, тебе покажется, что это романтично… или увлекательно, или… Она прислонилась к трубе и обхватила ее руками. Мы были довольно высоко, и вид у нее стал немного странный, как будто мечтательный. Как будто она обнимала вовсе не уродливую трубу. — Может, мне покажется, что мне кто-то нравится, — сказала я, не сводя глаз с Глории. — Пока он не начнет болтать ерунду. — Ну не все же болтают ерунду? — Все, — убежденно ответила я. — Тогда придется влюбиться в немого, — сказала Глория. — Я вообще не хочу ни в кого влюбляться, и поэтому у меня никогда не будет детей, — сказала я. Вместо ответа Глория забралась на самый верх трубы, раскинула руки и замерла. Разговор о любви пришлось закончить, чтобы она не потеряла равновесие. Вскоре она слезла, и я вздохнула с облегчением. Она забралась наверх, чтобы что-то доказать себе. А может быть, просто захотела вдохнуть побольше свежего воздуха. Цирковой караван все приближался к нашему району. Мама наконец-то все вытряхнула и закрыла окно. — Расскажи о своем номере, — попросила я. — Что ты делала раньше. В «Цирке Варьете». — В другой раз, — сказала она. — Слишком холодно. Когда мы нашли господина Аля и спустились с крыши, настала пора идти домой. На маленьком трюмо в прихожей стояла сумка Глории. Она была открыта. Проходя мимо, я заглянула внутрь. Там лежала целая пачка купюр. Я вспомнила заплывший глаз Зака. Если брат попал в передрягу, хочется ему помочь. Чтобы у него больше ничего не опухало. Потому что Адидас говорит про какой-то дурацкий долг. Из кухни доносился голос Глории: — 28 —
|