Хрупкая душа

— Я не голодна, — сказала я.

Амелия

Давай я расскажу тебе, почему в то утро так и не поехала на школьном автобусе. Никто не потрудился выглянуть на улицу, и только когда приехала эта медсестра Полетт и совершенно охренела от армии фотографов и репортеров, мы поняли, сколько человек собралось ради вожделенного снимка, на котором мои родители шли бы на суд.

— Амелия! — скомандовал отец. — В машину! Живо.

И я в кои-то веки повиновалась.

Оно и так было неприятно, но кое-кто из журналюг поехал за нами до самой школы. Я следила за ними в зеркальце заднего вида.

— Принцесса Диана, кажется, погибла в подобной ситуации.

Отец не произнес ни слова, но челюсти сжимал так крепко, что я боялась, как бы он не сломал себе зуб. На красном сигнале светофора он обернулся ко мне и наконец хоть что-то сказал:

— Я понимаю, что будет нелегко, но ты должна постараться. Представь, что это самый обыкновенный день.

Я знаю, о чем ты думаешь: что самое время Амелии отпустить какую-нибудь неуместную шуточку типа «То же самое говорили об одиннадцатом сентября». Но мне не хотелось шутить. Я так сильно дрожала, что пришлось сесть на собственные руки.

— Я уже не понимаю, что значит слово «обыкновенный», — как будто со стороны услышала я свой слабый голос.

Отец протянул руку и убрал с моего лица непослушную прядь.

— Когда всё закончится, — сказал он, — хочешь жить со мной?

Сердце едва не вырвалось у меня из груди. Кто-то меня выбрал, кому-то я была нужна ! Но в то же время меня затошнило. Можно, конечно, пофантазировать, но если быть реалистами — какой суд отдаст опеку мужчине, который даже не состоит со мной в кровном родстве? А значит, я останусь с мамой. А она уже будет знать, что я предпочла не ее. К тому же, что делать с тобой? Если я перееду к папе, мне наконец начнут уделять внимание. Но тогда придется расстаться с тобой. Как ты отнесешься к этому?

Я всё молчала. Свет сменился на зеленый, и отец тронулся с места.

— Подумай об этом, — сказал он, но я понимала, что он немного обиделся.

Через пять минут мы остановились на «пятачке» у школы.

— А репортеры не пойдут за мной?

— Это запрещено, — заверил меня отец.

— Тогда ладно.

Я взяла свой рюкзак на колени. Весил он тридцать три фунта — треть меня. Я знала точные цифры, потому что на прошлой неделе школьная медсестра установила весы, на которых можно было взвесить и рюкзак, и себя. Потому что подросткам, мол, нельзя таскать тяжести. Если при делении массы рюкзака на массу тела получалось больше пятнадцати процентов, у вас разовьется сколиоз, или рахит, или бог знает что еще. Сумки у всех получились слишком тяжелыми, но меньше нам задавать на дом не стали.