|
— Христос воскрес, молодцы! — сказал капитан, обращаясь к трем старикам. Стиснув зубы от боли, он с показной быстротой опустился на ковер и повернулся к девушке. — Я не хочу сладостей и кофе, Марьори, они для дам и стариков. Этого стаканчика, который вы называете стаканом для воды, мне хватит. За твою свадьбу! — сказал он и выпил залпом. — Большой день сегодня, — заметил учитель, потягивая кофе. — Скоро соберется народ, нужно побыстрее принять решение. Марьори вышла с подносом, и поп запер дверь. Его широкое загорелое лицо вдруг исполнилось пророческого величия. Под густыми бровями засверкали глаза. Когда поп бывал в настроении, он любил поесть, выпить, отпустить грубую шуточку; любил и подраться, когда был рассержен. Даже теперь, в старости, поглядывал он на женщин, и кровь у него кипела; в его голове, в груди, во всем его существе бурлили человеческие страсти. Но когда он служил обедню, или протягивал для благословения руку, или изрыгал проклятия, над ним словно проносились злые ветры пустыни, и поп Григорис, обжора, пьяница, любитель грубых шуток, становился пророком. — Братья мои, знатные люди, — начал он низким голосом, — сегодня у нас праздник, бог нас видит и слышит; все, что говорится в этой комнате, он запишет в своих книгах, помните об этом! Христос воскрес, но в нас, в нашем теле он еще распят; давайте воскресим его и в нас самих, братья старосты. Забудь, архонт[14], на минутку свои земные дела, — хорошо устроились на этих землях и ты, и твои потомки; ты много ел, пил, целовался — отрешись хоть на миг от всех этих благ и помоги принять решение. И ты, дед Ладас, позабудь в такой торжественный день об оливковом масле, вине и золотых турецких монетах, которыми набил свои сундуки. Тебе, учитель, брат мой родной, мне нечего сказать; твой разум всегда выше еды, золотых монет и женщин, он всегда с богом и с Грецией; ну а ты, капитан, старый грешник, свершивший на Черном море немало незаконных дел, сегодня и ты подумай о боге и тоже помоги нам принять правильное решение. Капитан вышел из себя: — Оставь прошлое, поп, бог нас рассудит! Если бы мы могли с тобой побеседовать, мне кажется, многое можно было бы сказать и о твоей святости. — Говори, старина, но не забывайся, — к старейшинам ведь обращаешься! — добавил и староста-барин, нахмурив брови. — К червям я обращаюсь! — закричал рассерженный поп. — И сам я червь, но не прерывайте меня. Народ, где бы он сейчас ни был, придет сюда, и у нас должно быть какое-то решение. Ну, слушайте. В нашем селе сохранился от дедов и прадедов древний обычай: через каждые семь лет выбирать из односельчан пять-шесть человек, которые во время страстной недели должны изображать Христовы муки. Шесть лет уже прошло, настает седьмой год; мы, старейшины села, должны сегодня выбрать из наших односельчан самых лучших, способных воплотить трех великих апостолов: Петра, Иакова, Иоанна; а еще кто-нибудь изобразит Иуду Искариота и Магдалину-распутницу. Наконец кто-то из смертных, прости меня грешного, господи, должен будет, сохраняя в течение всего года свою душу чистой, изобразить Христа распятого. — 20 —
|