— Шестьдесят, семьдесят? То есть ты убил больше людей, чем уложил женщин? Ты еще хуже, чем я думал. — Но я не убил ни одной проститутки. — Что-о? — В смысле… женщины. Я не убивал женщин. — Не убивал женщин? — Нет… то есть… да, во время войны были женщины, Но они не в счет. — Не в счет? — Нам приказывали стрелять. Это как на охоте. Или ты, или тебя. У нас не было выбора. Пауза. Он шумно втягивает воздух, неотрывно глядя на меня. И потом говорит: — Ты отдаешь себе отчет в том, что натворил? — Да. Отдаю. — Ты сожалеешь об этом? — Да. — Ты убивал людей. — Да. — Ты взял на себя функции Бога. — Вы хотите сказать?.. — А это грех. Самый великий грех. — Вы хотите сказать, Бог… убивает людей? — Он творит и убивает, он царит и повелевает! Ты должен смиряться, а не своевольничать! Что ты ощущаешь? — Что я… это вы о чем? — Что ты ощущаешь, убивая человека? — Я… я ощущаю… — Ну? — Как будто… проповедую. — Что? — Ага. Я чувствую власть… все под контролем. — Черта с два. Это ты думаешь , что все у тебя под контролем, но под контролем находишься ты сам… Кто был первым? — В смысле? — Кто был твоей первой жертвой? — Вы спрашиваете про первое убийство? — Да. Твое первое убийство. В считанные секунды, как ракета взлетает с авианосца в Персидском заливе, мой мозг проделывает обратный путь, на самое дно длиннющего списка, сквозь бетонные перекрытия и проржавевшую железную обрешетку, прямиком в подвал, где пахнет тьма и темнеют запахи, — чтобы вскрыть давно забытый, плесенью покрывшийся гроб в пыльном углу. — Мой отец, — говорю. — Твой отец ? — Да. — Ты убил отца? — Ммм. Я убил отца. Наверное, следовало упомянуть об этом раньше. — Ты убил собственного отца? — Да, но об этом никто не знает. — То есть? — Я никому не рассказывал. Никто не видел. — Никто? Бог все видит! Убийство есть убийство, какими бы… а отец есть отец. Как ты мог?! Что за дьявол подговорил тебя убить собственного отца? — Я… Это было… — Ну? Что это было? Дьявол заморозил твою кровь в холодильнике? — Несчастный случай. Я никогда про это не говорил, и от одной мысли, что я должен открыться наместнику Бога на земле, я падаю перед ним на колени. Я стою коленопреклоненный, этакий полуголый рыцарь перед своей дамой сердца в белом кимоно. Дама дает мне понять, что у нее есть меч. — Несчастный случай?! Но ведь ты его убил, так? — 86 —
|