|
— Баклань, — угрожающе произносит Фидель, — в изоляторе клеток навалом. И потом, обращаясь к дежурному надзирателю: — Увести! Женщина вскрикивает, плачет. Купцов стоит, прижавшись к решетке щекой. — Соглашайся, Тамара, — неожиданно и внятно говорит он, — соглашайся. Соглашайся, чего предложили начальники… Надзиратель берет его за локоть. — Соглашайся, Томка, — говорит он. Надзиратель тащит его, почти срывая робу. Видны худые мощные ключицы и синий орел на груди. — Соглашайся, — все еще просит и умоляет Купцов… Я распахиваю дверь. Выхожу на дорогу. Меня ослепляет фарами громыхающий лесовоз. В наступившей сразу же кромешной тьме дорога едва различима. Я оступаюсь, падаю в снег. Вижу небо, белое от звезд. Вижу дрожащие огни над лесобиржей… Все расплывается, ускользает. Я вспоминаю море, дюны, обесцвеченный песок. И девушку, которая всегда была права. И то, как мы сидели рядом на днище перевернутой лодки. И то, как я поймал окунька, бросил его в море. А потом уверял девушку, что рыбка крикнула: «Мерси!»… Потом я уже не чувствовал холода и догадался, что замерзаю. Тогда я встал и пошел. Хотя знал, что буду еще не раз оступаться и падать… Через несколько минут я ощутил запах сырых березовых дров. Увидел белый дым над вахтой. Стекла КПП роняли дрожащие желтые блики на отполированную тягачами лежневку… Когда я зашел, Фидель, морщась от пламени, выгребал угли. Инструктор, вернувшись с обхода, пил чай. Женщины не было… — Такая бикса эта Нюрка, — говорил Фидель, — придешь — водяра, холодец. Сплошное мамбо итальяно. Кирнешь, закусишь, и понеслась душа в рай. А главное — душевно, типа: «Ваня, не желаешь ли рассолу?» — Нельзя ли договориться, — хмуро спросил инструктор, — чтобы она мне выстирала портянки? И опять наступила весна. Последний черный снег унес особенное зимнее тепло. По размытым лежневкам медленно тянулись дни… Этот месяц Купцов просидел в изоляторе. Он дошел. Под распахнутой телогрейкой выделялись ключицы. Зек вел себя тихо, лишь однажды бросился на Фиделя. Мы их с трудом растащили. Я не удивился. Волк ненавидит собак и людей. Но все-таки больше — собак. Трижды я отпускал его в зону. Трижды у нарядчика появлялась короткая запись: «Отказ»… Начальник конвоя в зеленом плаще осветил фонариком список. — Лесоповал — на выход! — скомандовал он. Мы приняли бригаду у ворот жилой зоны. Пахапиль, сдерживая Гаруна, ушел вперед. Я, выдержав дистанцию, оказался сзади. Поселок Чебью встретил нас лаем собак, запахом мокрых бревен, хмурым равнодушием обитателей. — 129 —
|