Философы с большой дороги

музыки сфер. Тогда как трон учености пристало бы водружать разве что в

Дувре: как можно южнее и ближе к стране с нормальным климатом и кухней.

Выйдя за газетой, я миную погребальную контору. Каждый раз, проходя

мимо нее, я с трудом подавляю настойчивое желание войти внутрь и сдаться

могильщикам.

Нельзя знать наверняка, когда придет твой черед, но я не могу не думать

о том, что идущие мимо прохожие выглядят гораздо лучше меня: в них куда

больше жара жизни. Я только и слышал от врачей, что, по их мнению, мне бы

уже пора лежать в могиле. В результате сама мысль о визите к эскулапу стала

вызывать у меня раздражение. Одно время меня забавляло наведываться к ним

хотя бы ради того, чтобы вызвать у них некоторое смятение, предъявив им сам

факт моего существования, однако и это развлечение потеряло свою остроту.

Мой док, занзибарец, начисто лишенный чувства юмора, отличался любовью

к точным формулировкам. Он просто зациклился на том, чтобы его воспринимали

всерьез. «Прощайте, - заявил он мне на пороге своего кабинета. -

Думаю, это наша последняя встреча». Последняя отчаянная попытка врача

подвигнуть пациента к некоторой воздержанности в пище. И ведь док оказался

прав. Жить ему оставалось еще неделю. Его зарезала жена.

Я часто желал, чтобы мне удалось-таки урезонить мою печень. Неужели она

не в состоянии понять, что, закрывая лавочку, тем самым перекрывает кислород

себе же самой. У меня еще может быть какой-никакой шанс, что-то вроде

отправки по новому адресу. Я не поручусь, что моя душа не предназначена к

дальнейшему использованию - хотя бы в качестве вторсырья. И может, мое

«я» смерти избежит, быстренько юркнув в какую-нибудь новую

оболочку. Но - печень и ее союзники? Они держат курс на перераспределение

атомов - однако вряд ли это перераспределение окажется в их пользу. Более

всего меня потрясает, что и моему сердцу уготована та же участь. Его ждет

гниение.

Монпелье

Ты вот знаешь, сколько весит пивная кружка? И я не знал. А засветил ею