|
Александр пожимает ручищу директора, который зычно возвращает его от двери: "Обожди! Книжку подпишу... - Уронив русый чуб, Бульбоедов надписывает. - Держи. Такую же тебе желаю. Помнишь, как я тебя продернул в стенгазете? Классе в третьем? "Ты, Гусарчик, не болтай, рот почаще закрывай". Говорун был! Что же приключилось, братка, с тобой за пятилетку? Глаза обжигают внезапные слезы. 3 Дождь колотит по крыше такси, ползет по стеклам. - Так больно? - сжимает мама ему руку на заднем сиденье. - Неужели снова прободение? Бог видит, я старалась! Белый хлеб по всему городу искала, когда даже с черным были перебои. Всегда был белый. И в Карибский кризис, и когда заводы бунтовали. Бутерброды маслом мазала... Мир оплакивает несчастную его судьбу. Льет крокодиловы слезы радиоактивные, наверно. "Дворники" напрягаются навстречу друг другу; на лобовом стекле все возникает и возникает отмытый треугольник, рассекаемый по биссектрисе каплей, которая сверкает. Порнографическим видом это не назвать, но Александра охватывает возбуждение - неуместное и несвоевременное. Что за мука, эта юность? В приемном покое мама продолжает: - Или я с тобою не боролась? Не говорила, потерпи хоть до шестнадцати? А ты? Санитарка говорит: - Пошли. Светло-зеленый студенистый взгляд медузы. Он обнимает чужую женщину и в шлепанцах уходит, не оглядываясь предположительно под нож. Однако решают лечить не скальпелем. Он давится бариевой кашей. Холодные руки в несгибаемой резине прижимают голой кожей к экрану, поворачивают. В свете смертоносных лучей его бьет дрожь. - А у меня от этого не будет... канцер? - Ох, мнительный... Канцер, знаешь, от чего бывает? От утраты интереса. Ты утратил? - Не думаю. - Вот и лечись спокойно. Обе поверх белья в одних халатах. Одна сжимает ему запястья и наваливается поперек грудями - твердыми, как кулаки. Не предполагал он, что бывают такие. Пока другая - треугольный между ног просвет - исторгает слезы, внедряя в глотку резиновую кишку, он напрягает свои грудные мышцы, проверяя. Никакой амортизации. Вот это буфера. Уложенный на бок, он наблюдает, как, меняясь консистенцией и цветом, пробирки наполняются мало приглядным содержимым желчного пузыря. Под одеялом при этом он кровенаполнен мучительно и безнадежно. Которая с ногами приходит снова забрать пробирки и выдернуть этот шланг. У нее не получается не больно красивая, но и жестокая. Полы халата приоткрыты. Нейлоновые чулки отсвечивают с нежной стороны ляжек. Трусов не видно. Только свет между ног. Безрадостный свет ноябрьского дня. Она ставит его в пример палате взрослых нытиков: "Пятнадцать лет, а держится, как настоящий мужчина!" — 27 —
|