А сегодня утром задаю вопрос ближайшим родственникам: — Где моя вязаная шапка?.. Дома было все иначе. Сначала — дожди. Потом неделя сухих холодных ветров. И вдруг рано утром — пелена белого снега. И снежные шапки на тумбах ограды. И белый узор на чугунных воротах. И улица, напоминающая черно-белый фотоснимок. Нелегко было шагнуть с крыльца в первый зимний день. Я хорошо запомнил ощущение решимости, которое требовалось, чтобы ступить на это белое полотно… А помните, друзья, кальсоны? Трикотажные импортные кальсоны румынской фирмы «Партизан»? И ощущение неловкости при ходьбе. И стянутые манжетами щиколотки. И загадочные белые пуговицы, которые внезапно таяли от стирки… Куда это все подевалось? Того и гляди, заговорю как охваченный ностальгией патриот: — А на Тамбовщине сейчас, поди, июнь… Малиновки поют… Выйдешь, бывало, на дальний плес… Нет Тамбовщины. Нет дальнего плеса. Нет малиновок. Июня тоже нет. И не было… Зима в Нью-Йорке лишена сенсационности. Она — не фокус и не бремя. Она — естественное продолжение сыроватого, теплого бабьего лета. Те же куртки и джинсы. Те же фрукты под открытым небом… Так чего же мне не хватает? Сырости? Горечи? Опилок на кафельном полу Соловьевского гастронома? Нелепых скороходовских башмаков? Телогреек и ватников? Как это сказано у Блока: …Но и такой, моя Россия, ты всех краев дороже мне… Тяжело заканчивать разговор этой печальной нотой. Правильно написал Григорий Рыскин: «У нас была судьба. Не биография, а судьба. И мы не сдались…» Конечно, Рыскин — не Блок. Так ведь и мы — не прекрасные дамы… ИЗ РОССИИ ДОЛЕТАЮТ…Из России долетают тревожные, мрачные вести. Одному кандидатскую не утвердили. Другого с работы уволили. Третий отказ получил… Очереди за колбасой… Зимней обуви не купить… И так далее. В общем, нечему радоваться. Тоска, уныние и горечь. И все-таки сквозь этот мрак доносится порой живая, язвительная, неистребимая шутка. Вообразите себе приемную какого-нибудь Львовского ОВИРа. Табличка с фамилией инспектора. Публика терпеливо ждет своей очереди. Распахивается дверь. Выходит очередной посетитель. На лице его скорбь и разочарование. В зале — полная тишина. И вдруг какой-нибудь Фима, Боря или Лазарь Самуилович тихонько произносит: — ДАН ОТКАЗ ЕМУ НА ЗАПАД… Раздался первый неуверенный смешок. Через минуту смеются все. Включая дежурного милиционера. А значит, жизнь продолжается. Значит, есть силы для борьбы. Вообразите провинциальный город. Воронеж, Тулу, Сестрорецк… — 42 —
|