Дорога перемен

Институту придется оплатить затраты на эту экспедицию, но я боюсь признаться, что бедняжка Ширли потеряет свою работу. Надо обязательно ей что-нибудь послать, когда все закончится.

Она кивает. Храбрый солдат.

— Доктор Джонс, вы будете звонить?

— Дважды в день, — обманываю я.

Лучше я побыстрее разберусь с этими неприятностями, а потом опять погружусь в свои исследования, чем не преуспею ни в одном, ни в другом — десять минут туда, десять сюда. Я не стану звонить, пока не найду Джейн.

Когда секретарша уходит, я выключаю верхний свет и задвигаю шторы. Включаю кассеты со Стеллваген Бэнк: места кормежки и извилистое океанское дно. В конце семидесятых космический корабль «Вояджер» вышел на орбиту, неся на борту приветствия на пятидесяти четырех языках, музыку Баха, Моцарта и рок. И эти песни горбатых китов.

Карта Соединенных Штатов, которую я достаю из ящика, потертая, но разобрать можно. Она кажется странной, ведь я привык к водоворотам и воронкам навигационных карт. С помощью линейки и красного маркера я обозначаю радиус в семь с половиной сантиметров, потом рисую окружность. За минувшую ночь дальше они уехать не могли. Феникс или Вегас, Сакраменто, Гуаялас, Мехико. Вот мои границы.

Если я выслеживаю китов, о которых почти ничего не знаю, свою жену я точно смогу найти.

Только нужно начать думать, как Джейн, — спорадически, эклектично, невообразимо. С китами у нас есть подсказки: течения, места кормежки, визирование. Нам известны начальная и конечная точка их путешествия. Мы работаем дальше, последовательно соединяя воедино то, что обнаруживаем. Это очень похоже на навигацию с помощью сонара — как это делают киты, когда звуковые волны отражаются от геологических образований под водой, помогая выстроить свободный путь.

Если Джейн с Ребеккой направляются в Массачусетс, они не поедут ни в Мехико, ни в Сакраменто. Зеленым маркером я зачеркиваю эти два города. Остается сегмент окружности между Фениксом и Вегасом. Они могут быть где угодно.

Прислонившись щекой к прохладной мраморной столешнице, я полностью отдаюсь песням китов. В них нет ни слов, ни припевов. Они больше похожи на напевы африканских племен — ритмы, хотя и повторяющиеся, но чуждые нашей культуре. Нет струнных, нет унисона. Повторяются темы, которые меньше всего ожидаешь, музыкальная фраза, которую слышал уже дважды. Иногда киты поют вместе, а случается, как ни печально, они кричат через синеву океана, стеная в одиночестве.

Я замечаю, что бормочу себе под нос: «Думать, как Джейн. Думать, как Джейн».

Я опускаю голову на изгиб локтя. У китов нет голосовых связок. Нам неизвестно, каким образом они издают эти звуки. Это не выдыхаемый воздух — когда они поют, вокруг них не образуются пузырьки. Тем не менее раздаются эти щелчки, эти свисты, эти стоны виолончели.