— Что? В чем дело? — Сэм прижимает меня к себе. — Я сделал что-то не так?! — Нет. Я пытаюсь справиться с истерикой. Я не могу ему рассказать. Я никому этого не рассказывала. Но неожиданно я больше не в силах носить это в себе, как Атлас свою ношу. — В детстве… Я слышу, как шепчу ему в кожу. Я говорю каким-то не своим голосом, словно опять, как тогда, в детстве, подслушиваю кого-то другого, но чем дольше я рассказываю, тем больше становлюсь собой. Сэм отстраняется на расстояние вытянутой руки, и я поражена: он озадаченно смотрит на меня, ожидая, когда я расскажу ему об отце, но когда я прямо смотрю ему в глаза, то чувствую по его взгляду, что ему уже не нужно ничего объяснять. — Я знаю, — произносит он, удивляясь собственным словам. — Я знаю о твоем отце. Не знаю откуда, но я могу сказать, в чем ты собираешься признаться. — Он тяжело сглатывает. — Откуда? — беззвучно, одними губами спрашиваю я. — Я… не знаю, как объяснить, — отвечает Сэм, — просто вижу это в тебе. — Он морщится и вздрагивает, как от удара. — Ты была еще ребенком, — шепчет он. Он крепко обнимает меня, я отвечаю на его объятия. Он дрожит, обнаружив те частички меня, которых не хватало, обнаружив те части себя, о существовании которых он и не знал. Все это время я рыдаю так, как никогда не рыдала раньше, выплакиваю те слезы, которые не выплакала, когда мне было девять и папа приходил ко мне в спальню, слезы, которые не пролила на его похоронах. Сэм расстегивает мою шелковую ночную сорочку, и она соскальзывает с моих плеч. Он кладет мои руки на выпуклость на своих трусах. Наша кожа переливается в темноте. Сэм запускает руку мне между ног. Я накрываю его руку своей, тороплю его. Не сводя глаз с моего лица, он вводит внутрь меня, влажной и распустившейся, палец. Можно? И нащупывает мою главную точку. Сэм поцелуями осушает мои слезы, а потом целует меня в губы. Я чувствую на его губах соленый привкус — мою боль, мой стыд. 59СэмОна так прекрасна, когда лежит здесь, на моей кровати. И так печальна. Она все время отворачивается, пытаясь спрятать лицо в подушку. Но я не позволяю ей это сделать, не узнав того, что знаю сейчас. Я веду Джейн за собой. Я закрываю глаза и целую ее шею, грудь, изгиб бедра. Легонько давлю ей между ног, зная, что она это почувствует. Тогда она берет мою руку и направляет внутрь себя. Я не свожу взгляда с ее лица. Спрашиваю ее, не против ли она. Она хватает меня за запястье, и я вхожу так нежно, как только могу. Внутри все горит и пульсирует. Я чувствую, как возбуждаюсь, и трусь о ее ногу. Когда мне кажется, что я перестаю соображать, я отстраняюсь от нее и провожу языком по ее соскам. Ее глаза открыты, но она смотрит куда-то в пустоту. Джейн не издает ни звука. Иногда мне кажется, что она забывает даже дышать. — 224 —
|