Дорога перемен

Джейн гладит нашу дочь по голове.

— Тихо-тихо, — успокаивает она.

Она напевает что-то нежное, и дыхание Ребекки выравнивается. Но она снова и снова хватается за рубашку Джейн.

Я стою всего в метре от них, но такое ощущение, что между нами бездна. Здесь я бессилен. Исцелять я не умею. Побежала бы ко мне Ребекка, если бы увидела меня? Я не уверен, что Джейн побежала бы. Мое лицо опять скрывается в кукурузе, я поворачиваюсь к ним спиной. Даже если я заставлю Джейн себя выслушать, дам понять, что не могу без нее жить, — этого мало.

Меня осеняет: я не часть этой семьи. Нельзя называть себя ученым, не приводя доказательств. Как я могу сказать: я отец и муж?

Джейн что-то шепчет Ребекке. Голос ее звучит все тише и тише, и я понимаю, что они уходят в противоположном направлении. И тут я принимаю, наверное, самое тяжелое и величайшее решение в жизни. Нельзя окликать, когда не знаешь, что сказать. Нельзя открыться, не зная, что открывать. Я о многом передумал, но сейчас руководствуюсь интуицией.

Это адски тяжело, но я позволяю им уйти.

42

Джейн

После того как мы поселяемся в единственный в Уотчире мотель, я ловлю себя на мысли о событиях, о которых не вспоминала уже много лет. Я еще могла бы понять, если бы снова и снова проигрывала в голове воспоминания об авиакатастрофе. Но вместо этого перед моим мысленным взором, как наяву, стоит отец. Он заглядывает в углы номера в мотеле, собирает стаканы и поправляет зеркало в ванной. Дважды смывает в туалете. Я не боюсь засыпать, я боюсь заснуть. И тут, как я и ожидала, он направляется к моей кровати. Но потом меняет курс и садится на другую кровать, рядом с Ребеккой. Дышит парами виски и рывком стягивает одеяло с моей взрослой дочери.

Мне было девять, когда это случилось в первый раз. Родители поругались, и мама переехала жить к нашей тете в Конкорд. Я сделала все, что от меня ожидалось: приготовила ужин для папы и Джоли, убрала в кухне, даже не забыла опустить шланг в раковину, когда включала посудомоечную машину. Мы все избегали разговоров о маме.

Поскольку ее не было дома, а я считала, что заслужила небольшое вознаграждение, то решила пробраться в ее спальню к туалетному столику. Каждый день мама пахла по-разному: апельсинами с пряностями, свежим лимонным пирогом, прохладным мрамором и даже ветром. Когда она выходила из комнаты, то оставляла после себя воспоминание — свой запах.

Я знала, что ищу: маленький красный стеклянный бутылек в форме ягоды, который назывался «Фрамбуаз» — «малина». Название было выгравировано прямо на бутылке. Мама не разрешала мне душиться. Она говорила, что маленькие девочки, которые пользуются духами, вырастают проститутками.