ЮННИ ПЕДЕРСЕН ОБВИНЁН в совершении грубого акта вандализма. Ему предлагают защитника, но он предъявляет требование: он будет защищаться сам. — Дело простое, — сказал Юнни. — У меня не было выбора. — Несмотря на это, защитник вам понадобится… — Я сам буду вести дело. Совсем один. Словно на безлюдной горной вершине между небом и землёй. Я один — против всего мира. Но у меня есть пожелание. Я очень хочу, чтобы дело было рассмотрено в суде до Рождества Я, по всей вероятности, буду на святках очень занят… ЮННИ ВЫСТУПАЛ в суде холодно, с чувством собственного достоинства, что на фоне абсолютно немотивированного поступка даже испугало окружающих. Потому что до этого они имели дело с примитивными, малокультурными людьми, с чернью, но не с таким вот узником совести. С другой стороны, пьяным он не был. Что могло заставить его лишиться рассудка? Ведь не врываются же без всякой причины в супермаркет и не разбивают фарфор на миллион крон! В политических же кругах этот судебный процесс вызвал особый отклик. ДЕЛО РАССМАТРИВАЕТСЯ в суде. Это — день Юнни. Он встречает его, точь-в-точь когда наметил, и встречает без защитника. Юнни Педерсен называет своё имя, дату рождения и местожительство. Обвинение прочитано, и Юнни подтверждает факт происшествия. Он делает это не без чувства известной гордости. Значит, он что-то свершил, значит, он обозначил себя, во всяком случае — обратил на себя внимание. Он не уйдёт отсюда, склонив голову. Однако он отказался признать себя виновным. Прокурор допрашивает обвиняемого: — Итак, вы вошли в магазин с улицы. И тогда… да, и тогда вы принялись разбивать драгоценные фарфоровые вазы? — Именно так, господин прокурор. И мне кажется, вы должны отдать мне должное, я делал это довольно основательно. — Вы отдаёте себе отчёт в том, что ущерб составляет сумму в восемьсот пятьдесят тысяч крон? — Мне говорили об этом, да. Но видите ли… — Что вы сказали? — Но видите, как здорово я это сделал, каким был спорым на руку. — Вы… Вы проявляете неуважение к суду… — К фарфоровым вазам, господин прокурор. — Но почему? Ни одной судимости у вас раньше не было. Вы твёрдо стояли на ногах. Вы… ну да. Вы в известной степени были опорой общества… — Sorry, sir[103]. Эта опора, вероятно, основательно прогнила. — Можете объяснить суду, почему вы это сделали? — Я попытаюсь, — ответил Юнни, теперь уже не отводя взгляда от прокурора. — За час до того, как я разобрался с этими фарфоровыми вазами… я узнал: я скоро умру. Мне остаётся несколько недель жизни… Видите эту маленькую коробочку с пилюлями? Это — морфий… — 81 —
|