|
За осторожными высказываниями врача она почувствовала: что-то неладно, что-то в самом деле было неладно. — Ты не совсем здорова, нет… При этом он как-то странно посмотрел на неё… Потом, на следующий день, провели рентгеновское обследование, делали снимки. Это было в среду перед Пасхальными праздниками. Енни знала, что рентген опасен. Но то, что вся атмосфера в институте Рентгена окажется так опасна, так радиоактивна!.. Она обратилась к женщине среднего возраста у стойки и назвала свою фамилию… потом фамилию врача. Сестра тут же нашла серый конверт со снимками — словно бы она целый день только и делала, что ждала, когда она — Енни — явится забрать их. В большом конверте лежал меньшего размера белый конверт. Сестра вынула оттуда справку в формате А5 с текстом, напечатанным на машинке. Пациентка успела только заметить, что несколько строк сестра подчеркнула, прежде чем сунула лист в большой конверт со снимками. Сестра так странно посмотрела на неё, протягивая конверт с просьбой передать его врачу… Енни выбежала на улицу, где ещё долгое время простояла с конвертом в руке. Она была так одинока, так одинока, абсолютно, до мозга костей! Она стояла, держа в руках свой внутренний портрет. Насколько он бесконечно важнее её портрета внешнего! Конверт был запечатан. Надпись гласила: ДЛЯ ВРАЧА. ВСКРЫТЬ ТОЛЬКО ВРАЧУ. Нет, ей надо вести себя как можно более пристойно. Енни была не из тех, кто совершает что-либо опрометчивое в приступе аффекта. Ей следовало быть надёжным курьером. Её внутренний портрет необходимо отдать врачу в нераспечатанном виде. Несмотря на это, было бы глупо провоцировать врача. Это могло отразиться на диагнозе… А правда заключалась в том, что ей не хотелось медлить, ей хотелось тут же сломать печать, если б она только посмела. Ведь кто такой врач? Разве это тело не её? И она снова записалась на приём. Её тут же записали. — Приходите, только сразу, — сказала сестра. У сестры, пожалуй, имелись свои информационные каналы. Было достаточно ясно, где она — Енни — находилась. От этого никуда не убежать. Преимущество твоей болезни заключалось в том, что тебя принимали всерьёз. И притом вежливо, внимательно… Теперь Енни представляла собой «медицинский случай». Теперь она стала знаменитостью. Конверт! Врач так странно смотрел на неё, когда она подавала ему конверт… Вот тут всё сразу и навалилось. С ядовитым добросердечием, а в голосе такое ужасающее участие, просто злокачественное… Она тут же встала, как только он открыл конверт. — Сядь, — сказал он. Приглашая. Приказывая. Улыбаясь. — 18 —
|