— Караул устал! В зале стало тихо. Наступила какая-то особенно напряженная, до предела натянутая торжественная тишина. — Что? — растерянно переспросил Чернов. — Караул устал, — отчеканил Железняков. — Пора закрывать… лавочку. — Но у нас ряд неутвержденных резолюций… Чернов бормотал что-то еще, но Анатолий уже повернулся к нему спиной. Обвел зал запавшими от бессонных ночей глазами: — Старшов, снимай караулы. Как снимешь, прикажи вырубить свет во всех помещениях, кроме вестибюля. — Это беззаконие! — крикнул кто-то. Что-то еще кричали, возмущались, Чернов торопливо зачитывал очередную резолюцию, но все уже было позади. Старшов с тяжелым сердцем шел исполнять приказание, а Железняков поспешил на галерку, чтобы вывести оттуда свою охрипшую и одуревшую самодеятельность. Через двадцать минут в зале стал медленно меркнуть свет. 5Сняв караулы и проверив помещения, Старшов спустился в вестибюль. Он никого не рассчитывал застать, кроме коменданта и внутренней охраны, но оказалось, что там его ждал Железняков и несколько матросов с «Авроры». — Держи, — Анатолий протянул наган. — Балтийцы слово держат. Леонид откинул барабан: он был пуст. — А патроны? — Не положено. — Анатолий зевнул. — Завтра верну, когда лавочка закроется. — Солдатне и в зале положено, а мне нет? Железняков вдруг весело рассмеялся: — Да ты же у нас — герой, Старшов! Голой грудью под браунинг встал. Ну, молодец, ну, офицер, ну, слава тебе и личная благодарность от самого Дыбенко. Матросы тоже захохотали, а Леонид никак не мог понять ни того, что сказал сейчас Железняков, ни вдруг возникшего веселья. И растерянно молчал. — Чудак ты, Старшов!.. — задыхаясь от смеха, продолжал Анатолий. — Да разве мы кого ни попадя в зал вооруженными пустим? Товарищ Урицкий запретил категорически. Солдаты патроны свои караулу при входе сдавали, а пустые винтовочки — это так, попугать. Для интеллигентов, понимаешь? Но сомневались, получится ли, а тут ты так вовремя… К тому времени Леонид сунул пустой револьвер в кобуру, рука была свободна, и он, не раздумывая, ударил Железнякова в лицо. Анатолий отлетел к стене, поскользнулся, упал, и тут же Старшова сбили с ног прикладом. Он пытался встать, он еще отбивался, а его топтали сапогами, глушили ударами прикладов… — Хватит, ребята, хватит. Насмерть ведь забьете… Эти слова он слышал, с трудом удерживая сознание, и ему казалось, что сказал их Дыбенко. А окончательно очнулся он на бетонном полу полутемного подвала от того, что кто-то его поил. Вода текла по разбитым губам, просачивалась в рот, и он с усилием открыл заплывшие глаза. И прошептал: — 179 —
|