- Трофимыч!… Иван не отозвался. Николай Николаевич догнал, тронул за плечо. - Пройдемся, что ли? Духотища в зале-то. Иван молча пошел за ним. Они вернулись за крайние порядки, вышли на песчаный берег. Мерно плескалась вода, на фарватере светились бакены. Тишина сонно висела над рекой. - Брюхо болит, спасу нет, - сказал Николай Николаевич. - Будто до сих пор там тот штык поворачивают. - Полежал бы, - глухо, без интонации сказал Иван. - Полежал бы! - вдруг зло подхватил начальник. - Иисус Христос, миротворец чертов! По одной щеке съездили - другую подставить не терпится? Иван сосредоточенно молчал. - Ты где был, когда этот гриб поганый на твоем катере корешки пускал? О добре разглагольствовал? Ну-ка такого бы Сергея да нам бы под Великие Луки в сорок первом, а? Иван вдруг глянул на него: - Ну, знаешь, тогда… - Шкурник он! И тогда и сейчас. Драться надо с такими, Иван. Драться! Чтоб других не заражали. Сподличал - отвечай. - Людям добро нужно, Николаич. Ох, нужно! - Добро добру рознь. Твое добро Сергеев этих плодит. Сообрази… - Он вдруг глянул в темноту, крикнул: - Ну идите уж, чего крадетесь!… Подошли Вася, Михалыч и плотовщик. Михалыч завздыхал, засуетился, заглядывая Ивану в глаза, а Вася сказал: - Айдате к нам, Иван Трофимыч. Посидим, покалякаем, Лидуха самовар раскочегарит. - Чего на воде-то болтаться? - забасил плотовщик. - Пошли ко мне. Телевизор поглядим. - Самовары, телевизоры, - проворчал кадровик. - Ну, счастливо вам, мужики. А ты думай, Иван. Думай: я тебе правду сказал. И пошел в темноту, потирая рукой разболевшуюся старую рану. - Ну, все, Еленка, теперь - полный ход, - взволнованно говорил Сергей вечером в кубрике. - Завтра пойду к Федорову: пусть ставит на катер только нас с тобой. Кровь из носу, а должны вдвоем справиться. Должны! - А Иван как же? - А Иван пусть на берегу кантуется, с ним дело кончено. Пусть слесарит или в складе кладовщиком. Тут закон, Еленка, один: не сумел удержаться - падай, покуда не зацепишься. - Хороший он человек… - вздохнула Еленка. - Хороший человек - это еще не профессия. Он обнял ее. Еленка посмотрела прямо в глаза тревожным взглядом, сказала тихо: - Не надо. Иван войдет… - Да не придет он, не жди! Он небось опять к старикам подался. И вообще забудь о нем. Забудь все. Вдвоем мы теперь. Вдвоем, понятно? Наутро Ивана вызвали в район. Он долго ходил по инстанциям, писал объяснительные, признавал, что Прасолов говорил правду, и тут же упорно отрицал свою вину. Его пытались убеждать, разъясняли, потом махнули рукой. Велели работать, замаливать грех: с этим Иван не спорил. — 79 —
|