|
— Кореш это мой, — пояснил он. — Сейчас на дежурство пойдем. — Так… вроде… воскресенье, — еле выдохнул кореш. — Сказал, значит, всё, — сурово отрезал Сидоренко. — Понял — нет? — Нет, — покивал Касьян Нефедокич. — А где же… Он имел в виду Валю, но имени ее не произнес, а потому ответа и не получил. Обождал, покуда старикан плащ напялит, и пошел следом. — Привет, отцы, — сказал неизвестный мужик и закрыл за ними дверь. Старики шли молча и так шустро, что притомившийся Глушков с трудом держал равнение. А старикан Сидоренко поспешал куда-то форсированным марш-броском, и это особо пугало затюканного Касьяна Нефедовича. Но что-то в насупленном лице Багорыча заставляло дедуню от вопросов воздерживаться. — Сама за бутылкой побежала, — потрясение изрек Сидоренко наконец. — Как этого увидала, так и закричала: «Андрюша!» — Андрей? — Андрюша, понял — нет? — строго поправил сильно обескураженный таинственным поведением внучки старик. — Ступай, говорит, умойся, а я за бутылкой сбегаю. А мне велела колбасу достать, что к праздникам прятали. — Стало быть, сегодня у нее праздник, — сообразил дедуня и подавил вздох. — День мелиоратора сегодня, понял — нет? — не согласился упрямый Сидоренко. — И автоматизация ликвидации тут не подходит, потому как она по своей воле за бутылкой побежала. — Какая ликвидация? — И Андреем зовут, — не слушая, продолжал Багорыч: равновесие души его было поколеблено. — «Андрюша, закричала, Андрюша! Ты, говорит, ванну прими, ты, говорит, с дороги ведь. А я, говорит, за бутылкой, а ты, говорит, колбасу достань». А она — для праздников. На дворе было промозгло, накрапывал дождь, и старики сидели на автовокзале. Воняло прокисшим пивом, которого, здесь никогда не было, бензином и людским скопищем, потому что в последний месяц количество рейсовых автобусов уменьшили вдвое, а количество пассажиров уменьшить забыли. — Может, это, жених он? — тихо-тихо, с полным сердечным замиранием спросил дедуня Глушков. — Кто жених? — Ну этот. Для которого за бутылкой побежала. — Жених? — с невероятным презрением переспросил Багорыч. — Глупой ты, дед, понял — нет? Я б знал, понял — нет? Если б жених, я бы знал? Или не знал? Чего молчишь? — Знал, — сказал кореш и, подумав, добавил: — Или не знал. — А я его и не знаю, — задумчиво сказал Сидоренко, не обратив внимания на глушковскую интонацию. — Хотя лицо знакомое. Вроде знакомое… Или незнакомое? — 285 —
|