— Хотите кофе, Семен Митрофанович? Я вам по-особому сварю: меня композитор один научил. — Это потом, спасибо. Тихо вы вчера гуляли. — При закрытых окнах. — Она усмехнулась. — Цените, Семен Митрофанович. — Ценю, — серьезно сказал он. Не отшутился: правду сказал. Он уважал ее, беспутную, добрую и очень одинокую. И она его уважала: вся гульба здесь втихую шла, за тяжелыми шторами, чтобы ему, младшему лейтенанту Ковалеву, поменьше было беспокойства. — С прошедшими именинами вас. Она покивала. Потом вдруг улыбнулась, даже глаза чуть ожили. — Учтите: мне — тридцать девять, и ни на один день больше! Сорок три ей вчера исполнилось, но точность здесь была ни к чему. А вздохнул Семен Митрофанович по другому поводу: — Себя бы пожалели. Всерьез сказал, и не во исполнение параграфа — от души. Сроду бы он никогда себе не признался, что… Ну, да что уж там: он милиционер, а она — кофе с композиторами… Да и потом, усмехнулся Ковалев, ему завтра на пенсию, а ей вчера — тридцать девять, и ни на один день больше. И вздохнул: — Пожалели бы вы себя, Агнесса Павловна! — А!.. — Она беспечно махнула рукой, сигарета немного привела ее в чувство. — Так как же насчет кофе? — Кофе?.. — Он прошел, сел напротив. — Это потом. Сами выпьете. Я ведь просто так зашел. Попрощаться зашел, точнее сказать. — Попрощаться? Уезжаете куда? — Уезжаю, Агнесса Павловна. Совсем уезжаю, потому как с ноля часов выхожу на пенсию. — На пенсию?.. — Она встала, глядя на него и вслепую тыкая сигарету в пепельницу. — Семен Митрофанович, дорогой, вы шутите так, да? — Нет, не шучу. Сдаю участок новому товарищу старшему лейтенанту Степешко Степану Даниловичу. Мы с ним заходили к вам, да вы аккурат на даче были… Она вдруг бросилась к столу, зазвенела бутылками: — Черт!.. — Что вы там, Агнесса Павловна? — Погодите!.. Зло сказала, с сердцем и вышла так стремительно, что полы халата крыльями взлетели в воздух. И вернулась быстро: Ковалев даже подивиться не успел, куда это ее унесло. Притащила початую бутылку коньяку и две чайные чашки: остальная посуда, видать, вся грязная была. — Не всё вчера вылакали. Плеснула в чашки. — Не надо, — сказал он. — Я при исполнении, а у вас печень больная. И ночь вы не спали и курили много… Он замолчал, потому что увидел вдруг, что из глаз ее медленно, одна за другой текут слезы. И она их не вытирает, а только моргает часто. — 234 —
|