Полтора дня метался да хлопотал, а про ГУМ с ЦУМом только у поезда и вспомнил. Да и то зря: денег на ГУМы не осталось, все в лебедей пошло. Купил Егор прямо на вокзале что под руку попалось, залез в багажный вагой, пожевал булки с колбасой, а тут и поехали. И лебеди закликали в клетках, зашумели. А Егор лег на ящик, укрылся пиджаком и заснул. И приснились ему слоны… 21- Нелюдь заморская заклятье мое сиротское господи спаси и помилуй бедоносец чертов!.. Егор стоял перед Харитиной, виновато склонив голову. В больших ящиках по-змеиному шипели лебеди. - У людей мужики так уж добытчики так уж дом у них чаша полная так уж жены у них как лебедушки! - Крылья им подрезать велели, - вдруг встрепенулся Егор. - Чтоб на юг не утекли. Заплакала Харитина. От стыда, от обиды, от бессилия. Егор за ножницами побежал - крылья резать. А Федор Ипатыч в доме своем со смеху покатывался: - Ну, бедоносец чертов! Ну, бестолочь! Ну, экземпляр! Все над Егором потешались: надо же, заместо ГУМов с ЦУМами лебедей приволок! В долги влез, людей обманул, жену обидел. Одно слово - бедоносец. Только Яков Прокопыч не смеялся. Серьезно одобрил: - Привлекательность для туризма. А Кольке было не до смеху. Пока тятька его в Москве слонами любовался, дяденьку Федора Ипатыча уж трижды к следователю вызывали. Федор Ипатыч по этому случаю Кодекс купил, наизусть выучил и так сказал: - Видать, дом отберут, Марья. К тому клонится. Марьица в голос взвыла, а Вовка затрясся и щенка побежал топить. Еле-еле Колька умолил его, да и то временно: - Коли выселят - назло утоплю! Сказал - как отрезал. И сомнения не осталось: утопит. А тут еще Оля Кузина заважничала чего-то, дружить с ними перестала. Все с девчонками вертелась, какие постарше, и на Кольку напраслину наговаривала. Будто он за нею бегает. А Егор на другой день к озеру подался. Домики лебедям построил, а тогда и лебедей выпустил. Они сперва покричали, крыльями подрезанными похлопали, подрались даже, а потом успокоились, домики поделили и зажили двумя семействами в добром соседстве. Устроив птиц, Егор надолго оставил их: ходил по массиву, клеймил сухостой для школы. А директору напилил лично не только потому, что уважал ученых людей, но и для разговора. Разговор состоялся вечером у самовара. Жену - докторшу, что столько раз Кольку йодом мазала, - к роженице вызвали, и директор хлопотал сам. - Покрепче, Егор Савельич? - Покрепче. - Егор взял стакан, долго размешивал сахар, думал. - Что же нам с Нонной-то Юрьевной делать, товарищ директор? — 203 —
|