– Ты пьешь лекарства? Я пожал плечами. – Ты же каждый день смотришь, как я кладу их в рот. Альме было прекрасно известно, что способов покончить с собой существует ровно столько, сколько самих заключенных. – Не вздумай от меня смыться, Юпитер, – сказала она, втирая какую-то вязкую массу в красное пятно у меня на лбу. Благодаря ему я и заработал это прозвище. – Кто же тогда будет пересказывать мне пропущенные серии «Военного госпиталя»? – Сомнительный довод. – Я слышала и похуже. – Альма обратилась к офицеру Смиту: – Я закончила. Она ушла, и створки двери автоматически съехались, щелкнув, как металлические зубы. – Шэй, – выкрикнул я, – ты не спишь? – Уже нет. – Лучше бы тебе прикрыть уши. Но прежде чем Шэй успел спросить зачем, Кэллоуэй исторг. привычную лавину ругательств – так случалось всякий раз когда Альма пыталась к нему приблизиться. – Пошла на х… отсюда, ниггерша! – вопил он. – Богом клянусь, я тебе жопу порву, если хоть пальцем меня тронешь… Смит прижал его к стене. – Господи, Рис, неужели обязательно закатывать истерику каждый день? Из-за какого-то сраного пластыря! – Обязательно, если его накладывает эта черная сука. Семь лет назад Кэллоуэй был осужден за поджог синагоги. Тогда он получил серьезные травмы головы, а большие участки кожи на руках требовали пересадки, однако миссию свою он считал выполненной: испуганный раввин таки бежал из города. За этот год ему сделали уже три операции по пересадке кожи. – Знаете, – сказала Альма, – мне, в общем-то, плевать, если руки у него отсохнут. Да, на это ей действительно было наплевать. На это, но не на оскорбления. Всякий раз, когда Кэллоуэй обзывал Альму ниггершей, каждый мускул ее тела напрягался. И двигалась она после визита к Кэллоуэю чуть медленней. Я прекрасно ее понимал. Когда ты не такой, как все, ты перестаешь замечать миллионы людей, готовых принять тебя таким, какой ты есть. Все твое внимание приковано к единственному человеку, который принимать тебя таким отказывается. – Я от тебя подцепил гепатит С, – заявил Кэллоуэй, хотя, скорее всего, инфекцию, как и большинству заключенных, занесло бритвенное лезвие. – От твоих грязных ниггерских лап. Сегодня Кэллоуэй вел себя ужасно даже по своим меркам. Поначалу я решил, что он, как и все мы, бесится из-за тех ничтожных привилегий, которых мы оказались лишены. Но тут меня осенило: он не мог пустить Альму, потому что она могла найти птицу. А если бы она ее нашла, офицер Смит мигом бы ее отобрал. — 27 —
|