|
– Вы сказали, что в детстве порой ходили в церковь. Тот Бог, о котором вам рассказывали тогда, – это тот же Бог, в которого вы верите сейчас? Шэй безразлично пожал плечами. – По какой дороге ни пойдешь, вид везде открывается одинаковый. Я была на девяносто девять процентов уверена, что уже слышала эти слова – на уроках йоги, которые посещала до того, как поняла: гибкость моему телу не свойственна вообще. Я не верила своим ушам, когда Гринлиф запротестовал на том основании, что цитата из Далай Ламы не равносильна ответу на вопрос. С другой стороны, поверить своим ушам я все же могла. Чем больше Шэй говорил, тем безумнее казался. Сложно воспринимать всерьез претензии человека, у которого в голове такая каша. Шэй рыл могилу для нас обоих. – Если судья приговорит вас к казни через смертельную инъекцию и вы не сможете стать донором, это огорчит Бога? – спросила я. – Это огорчит меня. А значит – да, и Бога тоже. – Тогда, – продолжала я, – почему ваш благородный поступок должен порадовать Бога? Он улыбнулся мне той улыбкой, которую обычно видишь на фресках с ликами святых и после завидуешь, что не знаешь их секрета. – Мой конец, – сказал Шэй, – это ее начало. У меня еще оставались вопросы, но, честно признаться, я боялась ответов Шэя. Он уже перешел к загадкам. – Спасибо, – сказала я и села на место. – У меня есть вопрос, мистер Борн, – вступил судья Хейг. – О странных происшествиях в тюрьме уже слагают легенды. А вы сами верите, что творили чудеса? Шэй поглядел на него. – А вы? – Извините, но в зале суда разговоры так не строят. Я не имею права отвечать на ваши вопросы, а вы на мои – обязаны. Так что же, – повторил судья, – вы действительно считаете, что творили чудеса? – Я просто делал то, что должен был делать. Можете называть это как угодно. Судья покачал головой. – Мистер Гринлиф, ваша очередь. Внезапно в заднем ряду поднялся мужчина. Он расстегнул куртку – и все увидели яркие цифры 3:16 у него на груди. Он сипло завопил: – Ибо Господь настолько любил мир, что отдал единственного Сына… В этот момент его подхватили подоспевшие приставы и потащили к выходу под зоркими взглядами телекамер. – Единственного Сына! – надрывался мужчина. – Единственного! А ты попадешь в ад, как только твои вены накачают… Дверь захлопнулась, и в зале воцарилась абсолютная тишина. Удивительно, что этот псих вообще попал внутрь: на входе всех проверяли и обыскивали. Однако оружием его была фундаментальная ярость праведника, и сейчас я уже не могла понять, кто в итоге выглядел глупее – он или Шэй. — 208 —
|