|
Однако Хойта не так легко было сбить с толку каким-то там девичьим животом. – Черт, Вэнс, вали отсюда! – рявкнул он. – Эту комнату мы заняли. Брюнеточка так и замерла на месте со спасительной улыбочкой – «не-понимаю-что-здесь-происходит» – на лице. – Ну… ну, извини-и, – протянул Вэнс, все так же обнимая свою спутницу. – Ты только успокойся. Сам же всегда говоришь: главное – спокойствие. Ховард и Ламар сказали мне, что… – Да что мне твои Ховард с Ламаром? Где они, здесь? – осведомился Хойт. – Что-то не вижу. А вот мы, между прочим, здесь, и пришли сюда раньше вас. Так что, ребята, валите, эта комната наша. Прежде чем шагнуть за порог, Вэнс посмотрел на часы, выразительно подмигнул Хойту и заметил: – Ну, не знаю, по-моему семь минут прошли уже давным-давно. – Вэнс… Тот с демонстративным испугом отпрыгнул в коридор и, подняв руки в знак того, что сдается, сказал: – Всё-всё, больше ни слова. Молчу. В конце концов, хронометраж в этом деле не главное. Ты только дай мне знать, когда вы тут закончите. Договорились? Мы там будем, на втором этаже. «Эта комната наша! Дай мне знать, когда вы тут закончите!» Руки Шарлотты онемели, лицо вспыхнуло. Вырвавшись из объятий Хойта, она громко и четко проговорила: – Довожу до твоего сведения, что ты ошибаешься! Мы эту комнату не занимали – это ты меня сюда притащил! Мы ничего не закончим – и знаешь, почему? Потому что мы ничего и начинать не будем! Хойт бросил короткий взгляд на Вэнса и брюнеточку, затем покачал головой и закатил глаза, словно давая понять: вот, мол, какая рыбка сорвалась. Однако он сделал еще одну попытку спасти положение, беспомощно разведя руки и напустив на лицо виноватое выражение: – Да я понимаю… – Ничего ты не понимаешь! – перешла на крик Шарлотта. – Ты… ты грубый и наглый! – Эй! Уймись! – сказал Хойт. – Я хотел сказать… черт! Ну что ты будешь делать! В Хойте заговорил тот самый вечный самец, вечно приводимый в бешенство вечной самкой, вечно закатывающей истерики и устраивающей сцены. – Что? Сам уймись! А вообще-то делай что хочешь! Мне наплевать! Я ухожу! С этими словами Шарлотта почти выскочила из комнаты, едва не налетев на Вэнса и его брюнеточку. В глазах у нее стояли слезы. Хойт, явно не ожидавший такого поворота событий, не слишком убедительно и настойчиво крикнул вслед: – Эй… слушай, ты это… подожди! Шарлотта даже не оглянулась. Отбросив за спину свои длинные волосы, она в гневе неслась вниз по лестнице. Внизу, в главном зале, все было по-прежнему. Вакханалия продолжалась. Все так же ревели динамики, все так же дергалась в такт музыке толпа гостей. Шарлотте пришлось даже не протискиваться между ними, а в буквальном смысле прокладывать себе путь, орудуя локтями и наваливаясь на преграду всем телом. Словно ледокол, выползающий корпусом на лед и продавливающий его своей тяжестью, она пробивалась, проталкивалась сквозь плотную стену человеческих тел. Впрочем, никто на нее не обижался. Время от времени такие обезумевшие – кто от радости, кто от выпитого и выкуренного – люди-снаряды пробивали стену. Густая вязкая масса, едва Шарлотта делала следующий шаг, смыкалась у нее за спиной как ни в чем не бывало. Студенты танцевали, издавали вопли, визжали и продолжали конвульсивно дергаться в пятнистых лучах стробоскопов. До слуха Шарлотты доносились обрывки фраз, которыми обменивались танцующие: «Уже трубы горят… На многое не рассчитывай… Сам большой, а член маленький… Она-то, да с ней только оргазм обламывать… Ну ни хрена себе, чисто, как в гетто… Целую дорожку вынюхала… Вот бы и с ним попробовать… А эта смотри – вроде как Джоджо подцепила…» — 247 —
|