|
— Чтоб я сдох, — восторженно произносит он. — Батлинс. Он слегка приподнимается на кровати и втыкает в рот новый “ламберт-и-батлер”. — Кролик, ты видел? Батлинс! — Что такое Батлинс, пап? Банни зиппует сигарету, тычет пальцем в телевизор и с шумом выдувает из себя дым. — Батлинс, — говорит он, — это лучшее гребаное место на земле! — А что это такое, пап? — Это база отдыха, — объясняет Банни. — Меня туда возил отец, когда я был маленький. Вспомнив об отце, Банни чувствует, как внутри у него кто-то поворачивает крюк мясника. Он смотрит на часы и морщится. — Мой бедный старый папа, — еле слышно произносит он. — Почему это самое лучшее место на земле? — спрашивает мальчик. — Тебе никто никогда не говорил, что ты задаешь слишком много вопросов? — Говорили. Банни дотягивается до прикроватного столика, хватает виски и, театрально размахивая бутылкой, говорит: — Погоди-ка, сейчас налью себе и тогда расскажу. Банни выплескивает виски в стакан и откидывается на спинку кровати. — Только слушай как следует, — говорит он со значением. Банни-младший несколько раз энергично кивает головой — так, что кажется, она сейчас оторвется от шеи — и обваливается навзничь на кровать, широко раскинув руки, закрывает глаза. — Ладно, пап, — говорит он. — Не спрашивай, почему отец повез меня в этот чертов Батлинс. Думаю, там у него была назначена тайная встреча с какой-нибудь шлюхой или вроде того, точно не знаю, вообще-то он был большой любитель женщин, любил за ними приударить. И, кстати, выглядел он тогда очень даже ничего. Когда мы приехали, он сменил рубашку, побрился, напомадил волосы — ну, и все такое, — а потом отправил меня в бассейн купаться. Сказал, что придет за мной попозже. Дыхание мальчика становится глубже и ровнее, он подтягивает маленькие квадратные коленки к груди и, похоже, засыпает. Банни залпом опрокидывает виски, пытается поставить стакан обратно на прикроватный столик, но промахивается, и стакан катится по визжащим “индийским огурцам”. Банни проваливается глубоко в воспоминания и видит там трепещущие многоуровневые лужайки и бирюзовую воду, вспененную орущими детьми. Он видит огромного кролика с торчащими зубами, который стоит у бассейна. Уставшим и печальным голосом он продолжает свой рассказ. — И вот я пошел в бассейн и занялся там одной своей любимой штукой. Опускался под воду так, что над поверхностью оставались одни только глаза, и скользил туда-сюда, как крокодил или, там, аллигатор, черт знает, и смотрел, как другие дети вокруг скачут и кувыркаются и бомбочкой прыгают с доски. Мне тогда казалось, что меня, типа, никто не видит, а я их всех вижу. — 87 —
|