“Да-а!” — выдыхает Банни, и диджей на радио подхватывает: “Кайли Миноуг, какая женщина, и главное — какие шортики!”, и Банни отвечает: “Точняк!”, возвращает “пунто” обратно в поток машин и все десять минут, которые требуются, чтобы доехать до его квартиры на Грейсон-корт в Портслейде, ведет машину, радостно посмеиваясь, и улыбаясь во весь рот и размышляя, не согласится ли его жена Либби заняться этим, когда он доберется до дома. Глава 4Когда Банни сворачивает на Черч-роуд, диджей все еще рассказывает про золотые шорты Кайли — о том, как их хранят в герметичной витрине с особым температурным режимом в одном австралийском музее и что якобы их застраховали на восемь миллионов долларов (дороже, чем туринскую плащаницу). Банни чувствует вибрацию мобильника, раскрывает его, глубоко вздыхает и, выпустив порцию воздуха, говорит: — Чего? — Банни, анекдот хочешь? Это звонит Джеффри из конторы. Джеффри — начальник Банни и к тому же, по мнению Банни, очень тяжелый случай. Сидит-жиреет в этой своей конторке на Вестерн-роуд, которая по размеру больше сгодилась бы для мыши, и уже чуть ли не приварился к истерзанному крутящемуся креслу — похоже, он из него вообще никогда не вылезает. Когда-то давно, лет эдак миллион назад, он был симпатичным парнем — у него за спиной в конторе висят фотографии в рамках, там он стройный и почти красавец, а теперь это какой-то безразмерный извращенец с елейным голоском, который потеет, чихает и смеется все время в один и тот же носовой платок, а в промежутках театрально им помахивает, зажав в кулаке. Да, Джеффри, по мнению Банни, тяжелый случай, но все равно он его любит. Иногда его начальник изрекает какую-нибудь такую отцовскую мудрость — ну, типа, он Будда, и Банни, бывает, даже к ней прислушивается. — Валяй, толстяк, — говорит Банни. Джеффри рассказывает Банни анекдот о парне, который занимается сексом со своей девушкой и просит ее встать на четвереньки, потому что хочет трахнуть ее в задницу, а она отвечает, что это как-то немного извращенно, и тогда парень спрашивает, где это она в свои шесть лет набралась таких слов. — Я это уже слышал, — говорит Банни. По радио передают какую-то песню, Банни не может вспомнить, кто ее поет, но вдруг волна сбивается, сигнал пропадает, и Банни несколько раз бьет по трещащему приемнику кулаком, приговаривая: “Чтоб тебя!”, после чего из колонок вырывается тяжелая классическая музыка. Банни кажется, что эта музыка трубит о приближении чего-то невыносимо ужасного — чего-то, что находится далеко за пределами самого страшного. Банни косится на автомагнитолу. Она пугает его: можно подумать, будто она сама решает, какую мелодию сейчас уместнее сыграть, и Банни убавляет громкость. — 12 —
|