Всякий раз во время приезда Левантера в Париж старые друзья проводили бесконечные часы за беседами. Однажды они просидели весь вечер в кафе, а когда оно стало закрываться, отправились в соседний ночной клуб, который только что начал работать. Было занято всего несколько столов, и в баре почти никого еще не было. Официанты озабоченно сновали вокруг, проверяя состояние скатертей и наличие приборов. Парочка проституток прохаживалась взад-вперед между туалетом и небольшим холлом, не сводя глаз со входа. Четверо музыкантов, явно не желая играть для столь немногочисленных посетителей, сгрудились вокруг рояля и лениво настраивали инструменты, дирижер занимался установкой прожекторов. Левантер попросил посадить их за тихий столик, и они с Ромаркиным прошли через весь бар в дальний угол зала. Когда официант принес шампанское, включенное в цену за входной билет, Левантер и Ромаркин поудобнее расположились в креслах. – Как тебе кажется, Лев, – начал Ромаркин, – люди на Западе – хорошие или не очень? Они лучше наших? Ночной клуб начал заполняться. Шумная компания заняла пять первых столов. Оркестр заиграл, две пары затанцевали. – Мне кажется, что люди везде хорошие, – ответил Левантер. – Они становятся плохими только тогда, когда попадают на наживку маленькой власти, которой наделяет их государство, политическая партия, профсоюз, компания или богатый приятель. Они забывают, что их власть – всего-навсего как временный маскарад смерти. К их столику подошла проститутка, приметившая Левантера и Ромаркина, как только они вошли. Она была одета в обтягивающую, подчеркивающую грудь кофточку. Проститутка присела рядом и улыбнулась Ромаркину. Тэт ответил на ее улыбку, и официант немедленно принес ей бокал и наполнил шампанским. Женщина подняла бокал за обоих мужчин и быстро его осушила. Левантер решил не обращать на нее внимания, наклонился к Ромаркину и продолжил беседу по-русски. Проститутка слушала несколько секунд, потом прервала: – Какой красивый язык! Что это за язык? – спросила она по-французски. – Эскимосский, – ответил Левантер и снова повернулся к Ромаркину, надеясь, что она поймет, что ее услуги их не интересуют. Женщина рассмеялась. – Эскимосский? Да ну вас, вы меня дурите! Кто вы? Левантер напустил на себя сердитый вид: – Ваш смех и ваше отношение, мадемуазель, нас оскорбляют, – сказал он. – Мы эскимосы и гордимся этим. Женщина продолжала хихикать. – Но, мсье, эскимосы выглядят вот так, – сказала она, оттягивая уголки глаз к вискам и прищуриваясь, – как замороженные китайцы! А вы…– Она смолкла на миг, словно роясь в памяти, – вы, наверное, итальянцы или греки. Но только не эскимосы. — 64 —
|