Я собирался уже направиться к дому, но вдруг краем глаза уловил поблизости что‑то необычное. Я обернулся и увидел в траве старый покореженный автомобиль. Прочие гости припарковали свои машины подальше от этой ржавой развалины, словно опасаясь заразы. Я приблизился на несколько шагов. Старый автомобиль осел и со всех сторон зарос травой, так что если бы не солнце, игравшее на капоте, я бы его, пожалуй, и не заметил. Колеса отсутствовали, дверца у места водителя была сорвана с петель. Краска во многих местах облезла; повреждения, вероятно, попытался исправить маляр, но бросил работу на половине. Оба задних крыла были чужие, взятые с разных машин. Изучив эти приметы – и даже прежде того – я догадался, что передо мной остатки старого семейного автомобиля, который много лет водил мой отец. Конечно, с тех пор, как я видел этот автомобиль в последний раз, утекло немало воды. Встретив его снова в таком удручающем состоянии, я мысленно вернулся к концу его службы нашей семье, когда он был уже так стар, что меня удивляло, почему родители его не выбросят. Позднее я стал изобретать разнообразные изощренные предлоги, чтобы в нем не ездить, поскольку боялся насмешек однокашников или учителей. Но так было только в самом конце. Многие годы я цеплялся за представление, что наш автомобиль, хоть он из дешевых, все же чем‑то превосходит большинство прочих, встречавшихся на дороге, и именно по этой причине отец продолжает на нем ездить. Я помнил, как этот автомобиль стоял на подъездной аллее перед нашим скромным коттеджем в Вустершире, как сверкал его корпус и металлические детали и как я, преисполненный гордости, подолгу им любовался. Нередко, особенно по воскресеньям, я часами играл после полудня в машине и около нее. Иногда я приносил игрушки – даже, наверное, свою коллекцию пластмассовых солдатиков – и раскладывал их на заднем сиденье. Но чаще я развлекался воображаемыми приключениями: стрелял из пистолета через окошки автомобиля или садился за руль и участвовал в гонках. Часто из дома выходила моя мать и требовала, чтобы я перестал хлопать дверцами; она говорила, что этот звук сводит ее с ума, и грозила «содрать с меня шкуру», если я не уймусь. Я вновь увидел ее будто живую: вот она кричит, стоя в дверях коттеджа. Наш коттедж был маленький, но благодаря провинциальному местоположению его окружало пол‑акра лужайки. Мимо наших ворот проходила дорога, которая вела к местной ферме, и дважды в день мальчишки грязными хворостинами гнали по ней стадо коров. Отец всегда оставлял машину на подъездной тропе, багажником к этой дорожке, и я часто отрывался от своих занятий, чтобы понаблюдать за коровами через заднее окошко. — 175 —
|