|
Сардус поднял дочь на руки и поцеловал в лобик. Бет улыбнулась каким–то своим мыслям, обнажив в улыбке ровные белые зубки. «Домой…» — вздохнула она печально и обняла Сар–дуса за шею. Ее светлые локоны выглядели странно на фоне кустистой черной бороды отца. Напевая уснувшему у него на руках ребенку колыбельную, Сардус Свифт посмотрел на мерцающие звезды и увидел луну, ухмыляющуюся в небесах. В златые дни передышки, которые последовали за окончанием потопа, когда над полями и дорогами клубился пар от высыхавших на глазах грязных луж, а укулиты наслаждались ясной погодой и восхваляли в молитвах Всемилостивейшего, некий доктор по фамилии Морроу оторвался от праздничных забот, дабы посетить один из последних уголков, куда еще не проник солнечный свет, и изгнать промозглый дух из этого темного логова. Сначала Сардус Свифт не подходил к запертым дверям, и доктору приходилось возвращаться восвояси с тогда еще безымянным найденышем в руках. Но когда доктор постучался в четвертый раз, тяжелые старые двери медленно отворились перед ним. Док Морроу вошел, переступив через груду нераспечатанных писем, лежавших у входа. В убежище отшельника, бывшего когда–то его другом, царило такое невероятное запустение, что доктор в ужасе отшатнулся от представшего его глазам зрелища. Гневные слова уже закипели в его горле, но, осознав во всей полноте, до какой степени самоуничижения надо было дойти, чтобы добровольно существовать в таком свинарнике, доктор сменил гнев на сердечное сострадание к ужасному жребию своего собрата. Он пересек гостиную и остановился на пороге того, что прежде было чистым и светлым обиталищем безумной и бесплодной миссис Свифт. Посреди куч гниющих и источающих миазмы отходов, посреди нечистот горя и погибели восседал жуткий на вид Сардус Свифт — немытый, одичавший, загнанный. Лица его было не разглядеть за длинными прядями сальных волос и неухоженной бородой. Сардус сидел в кресле, на котором была разостлана газета, безвольно сложив руки на коленях, окруженный комками смятой бумаги, кучками грязного белья и гниющей пищи, и смотрел в сторону двери, туда, где стоял со свертком в руках лишившийся дара речи Док Морроу. Почти не размыкая потрескавшихся губ, Сардус заговорил хриплым шепотом, срывавшимся временами на почти беззвучное шипение. Он так и не пошевелил руками и продолжал сидеть неподвижно, повернув голову в сторону двери и не сводя с доктора безумных глаз. Док Морроу нервно покачивал малышку на руках, позабыв сразу все, что хотел сказать, а время медленно ползло, пока с губ измученного затворника срывалось одно горькое слово за другим. — 80 —
|