|
Я так испугался того, что увидел, что чуть не сделал под себя Вся моя спина и плечи были покрыты здоровенными черными синяками, некоторые в запекшейся крови. Ужасные синяки, которых у меня точно не было, когда я задремал на крыльце. Я дополз обратно до своего ложа, осторожно улегся на живот, по–прежнему сжимая в руках ночную рубашку. Затем осмотрелся по сторонам и увидел все, что окружало меня — всю эту грязь, гниль и убожество, и тогда я свернул эту белую ночную рубашку и положил ее себе под щеку. Я вдыхал ее слабый лавандовый аромат, наслаждаясь чистотой и мягкостью ткани. Возможно, в этот тяжкий миг я предчувствовал свою судьбу, ибо жаркие слезы струились по моим щекам; я лежал на животе, не зная, что мне делать, и не зная, что я натворил, и каким чудом у меня в руках оказалась ночная рубашка Бет, и откуда взялись все эти следы ужасных побоев? Бесконечное множество вопросов роилось в моем мозгу, но я не мог найти ни одного ответа. Что я делал ночью? Неужели побывал в городе? Навещал Бет? Я содрогнулся от этой мысли. Неужели я сам нанес себе все эти раны? Или поцапался с кем–то из моих животных? А может, сам Бог заклеймил меня? Или Сатана? Что меня мучает сейчас: страх? Или же угрызения совести? И я лежал в кровати, терзаемый тысячами вопросов, каждый из которых делало особенно горьким именно присутствие благоухающего лавандой белья. Я развернул ночную рубашку, вытянул руку вверх, запрокинул лицо, мокрое от слез, и позволил этому лоскуту ткани упасть на него, дабы скрыть мои позор и стыд. Мы столкнулись. Она не заметила меня, пересекая дорогу легкой походкой. А я не заметил ее, летя во весь опор. Небо. Земля. Я стоял, тяжело дыша, посреди дороги, обхватив за плечи маленькую девочку. Ее тело было теплым и мягким, и таким же была ткань ее платья под моими ободранными ладонями. В голове у меня буйно плескалась горячая кровь. У меня перехватило дух. У меня перехватило дух. У меня перехватило дух. Я держал Бет в своих руках. Я держал… Я держал Бет! Бет посмотрела на меня, и в моей голове все смешалось. О… О, Боже… прошу… только не кричи… и не плачь… Ну пожалуйста, не кричи! Но Бет и не собиралась кричать. Она просто смотрела на меня, и ее большие влажные глаза, слегка прикрытые золотистой челкой, не выражали страха. Я чувствовал, как трепетало в моих руках ее тело, но это был не страх. И не боль. Бет улыбнулась, и — и это была радостная улыбка — да, по крайней мере, мне так показалось. А затем она заговорила со мной. Я отодвинулся от нее, но она прижалась ко мне снова. Она сделала глубокий вдох. Еще один. Ее лавандовый аромат заглушал исходивший от меня запах свиного дерьма и прочей грязи, в которой я извалялся за день. Я вам уже сказал, что она прижалась ко мне снова? — 174 —
|