— А то! — сказал Борька на всякий случай. Сам он никогда в жизни писем не получал. Витя помолчал, наблюдая за проворными Борькиными пальцами. — Сколько их было? — вдруг спросил он. Борька отвернулся, потрогал синяк, нехотя буркнул: — Четверо. — Да-а… Это серьезно. Ну-ка, встань, — Витя поднялся и выставил вперед ладонь. — Бей. Да не бойся, от души бей, как этих бы четверых!.. Ну, еще! Еще! Борька, ожесточенно сопя, изо всех сил молотил кулаками в его широкую ладонь. — От уха замахиваешься, — сказал Витя. — Запомни: побеждает не тот, кто сильней, а тот, кто быстрее. А теперь смотри внимательно. Бей меня в плечо… Он небрежно, будто от комара отмахиваясь, отвел чуть в сторону бьющую руку, схватил за рукав и легонько дернул на себя, продолжая Борькино движение. Борька растянулся на земле. — Понял? Надо только чуть-чуть помочь ему самому упасть. На досуге займемся. — Здорово! — Борька отряхивался, с восхищением глядя на невозмутимого Витю. — А ты где служил? — На юге. — На границе? — Еще южнее. — А-а… — не сразу догадался Борька. — Ага, — Витя подмигнул ему и пошел к палаткам. — А медаль у тебя есть? — крикнул Борька вдогонку. — Есть. — Какая? — Золотая. За десять классов. Борька проверял сеть, выпутывал из ячеи рыбу. Степан сзади курил, развалясь на сиденье с веслом на коленях. — Чего ты со старшим сцепился? — Да-а… — Степан плюнул в воду. — Устроили коммунистическую уравниловку. Я на бульдозере один на две бригады пашу, а эти цуцики гайку по-человечески закрутить не могут. За сто верст перлись — песни у костра петь… Им что, они в кооперативах, у мамы с папой под крылышком. А мне деньги нужны, деньги! У меня стипендия сорок, предки на пенсии… Ты знаешь, что такое — в Москве без денег? Ты не человек! Ноль! Тьфу! Пустое место! Каждый цуцик сквозь тебя смотрит… Скинутся они… Я вам скинусь!.. Знаешь, — вдруг тоскливо сказал Степан, — я когда в универ поступил — нормально поступил, без блата — я в последнюю ночь дома лежал, ворочался, заснуть не мог. Все, думаю, вырвался — сейчас приеду в Москву, и такая жизнь начнется! Такая жизнь! Удивительная! Как в сказке… А ничего не началось… Это издалека все сказкой кажется… — он замолчал. — Слева гребни разок. Степан зажал папиросу в зубах, щурясь от дыма, махнул веслом и опять развалился нога на ногу. — Слышь, Абориген. Ты говорил, здесь можно на муксуне прилично заработать? — 36 —
|